Гуси к чужому обеду
Шрифт:
– Ха, дурачок Пинки начал разоружаться! Теперь брось бритву, коллега, ложись лицом вниз и руки за голову!
Пинки молчал, в его мозгу лихорадочно метались обрывки мыслей о необходимости убить этого гада, потом его девку, потом немедленно уехать в Ливерпуль, там знакомый парень на пароме поможет перебраться в Ирландию, потом надо будет завербоваться в Африку, но сначала надо убить этого гада, потом его девку... Пинки встал и пошел на врага, клинком бритвы рисуя перед собой плавную синусоиду (впрочем, такого слова Пинки не знал).
–
– скомандовал Боксон голосом боевого офицера.
– Я сказал - стоять!
6
Естественно, Пинки его не послушал. Через какие-то доли секунды его лучшее оружие, его всегда безотказная бритва, была нейтрализована намотавшимся на руку пиджаком; лезвие ещё успело прорезать западню изнутри, но споткнувшийся о подножку Пинки ударился лицом об угол беломраморной плиты ("Джон Валериус Бончем, майор полка королевских фузилеров, 1901-1967"); Боксон перехватил его невооруженную руку и рывком сломал локтевой сустав.
Пинки выл ещё четверть часа, потом санитар вызванной подоспевшими полицейскими "Скорой помощи" сделал ему обезболивающий укол, потом Боксон и Джулия диктовали свои показания в полицейском участке. Через полтора часа в участок доставили Пинки с загипсованной рукой и с криками о предумышленном членовредительстве. На оформление бумаг ушло время, тугодумный полицейский чиновник составлял сразу два протокола - о вооруженном нападении и о нанесении увечья в результате самообороны. Когда же Боксон заявил о причастности Пинки к убийству Лжозефа Стокмана и Джессики Хандорф, полицейский занервничал:
– Нет никаких оснований связывать вашу поножовщину с уже раскрытым убийством из ревности! Тем более, что этим занимается не наш отдел!..
– у полицейского было два билета на сегодняшний футбольный матч, в кои веки он собирался пойти со старшим сыном, а эта драка между двумя подонками-наемниками и так отняла слишком много времени, как бы не опоздать...
– Вероятно, вы правы, сэр!
– миролюбиво согласился Боксон.
– И как долго вы собираетесь держать у себя моего незадачливого оппонента? Может быть, вы позволите нам уйти вместе, мы выпьем пива и помиримся... Дорогая, - он обратился к удивленной Джулии, - я сейчас провожу тебя до такси, а потом немного прогуляюсь с моим лучшим другом Пинки, ты не против?..
...
– Прости меня, Джу!..
– шептал он ей на улице.
– Эти болваны вознамерились отпустить Пинки под залог, это страшно, я должен добить гада... Прости меня, мне было хорошо с тобой!..
– Иначе нельзя?
– она все понимала, слишком хорошо все понимала.
– Никак иначе нельзя?
– Можно, Джу!
– он поцеловал её.
– Но когда он придет к тебе, меня может не оказаться рядом...
Боксон вернулся в полицейский участок, весело подмигнул стонущему в железной клетке загипсованному Пинки, обратился в сержанту:
– Сэр, я готов забрать свое заявление, если мой приятель сделает то же самое. Мы уйдем вместе и не будем
Сержант задумался, взглянул на часы.
– А как же ваше обвинение мистера Файфера в убийстве?
– Вы же все равно им не верите, пусть громкое дело раскроет сержант другого участка... В горле пересохло, сэр, у моего приятеля - тоже, отпустите нас выпить пива, а завтра мы обязательно вернемся, а?.. Ну, подрались мы, я сгоряча правду рассказал, вы же все равно мне не поверили, отпустите нас, пива хочется, мне новый пиджак надо купить...
Изрезанную одежду Боксон держал в руках, на свисающих клочьях сержант разглядел этикетку. Он никогда не заходил в магазин с таким названием - не по карману, зачем попусту тратить время, все равно одежду этой фирмы можно купить разве что на распродаже бракованного тряпья... Мысль о распродаже сержанта обрадовала: ну конечно же, этот наемник покупает шмотки по дешевке, давясь в толпе домохозяек, безработных и пенсионеров! Представленная картина магазинной толкотни так развеселила сержанта, что он позволил себя уговорить - Боксон аннулировал свое заявление и вышел из участка, заботливо поддерживая недоумевающего Пинки. Его замшевую куртку Боксон надел на себя, а на плечи новоявленного приятеля накинул лоскутья своего дорогостоящего пиджака.
– Коллега, - говорил Боксон, - даже не думай от меня убежать, догоню и сломаю вторую руку...
Они зашли в маленький паб, сели в углу, Боксон заказал две кружки пива.
– Пинки, сколько человек ты убил?
– Я никого не убивал...
– Не лги мне, Пинки! Сейчас мы поедем прямо в Скотланд-Ярд, и тамошние волкодавы будут трясти тебя, как осеннюю грушу - ты или рассыплешься, или все расскажешь! Пока не уходи никуда, мне надо позвонить...
Телефон висел на стене у входа, Боксон набрал номер:
– Мелвин Хэккет? Это Боксон. Старина, ты не поверишь, но я нашел нашего потерявшегося друга... Ты угадал, но в полиции мне не поверили! Записывай адрес и приезжай, возьми с собой диктофон и дюжину кассет, этот персонаж очень говорлив и ты успеешь склепать четверть страницы в утренний номер!
Хэккет подъехал через полчаса.
– Я позвонил адвокату Бердека, - сообщил он.
– Мистер Стэйтон чуть не лишился дара речи, похоже, полная невиновность клиента для него понятие невероятное...
– Позволь тебе представить: мистер Арчибальд Файфер, он же - Пинки, виртуоз клинковой бритвы. Гениален, как Паганини, и так же не понят современниками!.. Пьет третью кружку пива и молчит. Пинки, это - репортер Мелвин Хэккет, он первый в очереди на интервью!
Пинки мрачно глянул на репортера, ничего не сказал, тупо уставился на пивную кружку, наблюдая за оседающей пеной. Действие обезболивающего укола заканчивалось, и хотя гипс держал поврежденную руку в покое, до полного затихания боли было ещё далеко; врач рекомендовал несколько дней принимать анальгетики...