Гувернантка из Лидброк-Гроув
Шрифт:
Примечание:
Автор четверостишия Эмилия Бронте.
» Глава 19
Элен Миллз подняла высокий стебель колокольчика, внимательно осмотрела кустик, из которого он рос и разочарованно вздохнула.
– Мисс Линн, это уже десятый цветок, который я исследовала, но и под ним не бегают эльфы, и не порхают маленькие феи. Куда же подевались эти волшебные существа? – печально спросила она.
– Все они давным-давно переселились в сказочную страну, Элен, - ласково сказала я этой
– Вы почитаете мне ее, мисс Линн? – заметно оживилась девочка.
– Конечно, - последовал мой ответ. Мне и самой продолжало доставлять удовольствие чтение волшебных сказок, отвлекающих от монотонных будней и затем пересказывать их захватывающий сюжет воспитанницам школы.
Прошло шесть лет с тех пор, как я в последний раз виделась с Дорианом. После горестного разрыва с любимым женихом я оказалась как бы на распутье и долго размышляла над тем, какой жизненной, полной печального одиночества дорогой пойти. Мне можно было стать компаньонкой Фанни, тем более, что она продолжала усиленно приглащать меня к себе; также попытаться помириться с дядей Донатаном Уилсоном и терпеть его вспыльчивый нрав, или же снова примерить на себя роль воспитательницы детей. Я выбрала третий путь, который давал мне определенную независимость и чувство собственной полезности; взяла тысячу фунтов из той суммы, что дядя положил на мое имя, и вложила ее в ремонт Лидброк-Гроува. С помощью моих денег миссис Леннокс расширила свое учебное заведение и для меня появилась вакансия учительницы младших и средних классов. Заодно я стала младшей совладелицей школы, и начала получать определенную долю прибыли от ее доходов. Унаследованная мною практическая жилка Уилсонов оказалась весьма полезной – по совету знающих людей я вложила еще полтысячи фунтов в прибыльные акции торговых компаний, и через пять лет не только вернула потраченные мной полторы тысячи фунтов, но мой капитал стал на одну тысячу больше того банковского вклада, который выделил мне дядя.
Жизнь в Лидброк-Гроув в качестве преподавательницы принесла мне желанное спокойствие и уверенность в будущем. Я любила детей, охотно возилась с ними, и воспитанницы школы отвечали мне взаимностью. Миссис Леннокс в качестве директрисы во всем поддерживала и ободряла меня, остальные учительницы относились ко мне с неизменным дружелюбием – словом, я была совершенно счастлива, если бы только мое сердце не мучила тоска по моей потерянной любви. Из переписки с экономкой миссис Эббот мне было известно, что Дориан не задержался в Англии после разрыва нашей помолвки и отправился в Италию, где вступил в брак со своей кузиной. Меньше чем через год после бракосочетания у молодоженов появилась дочь. Последующие события экономка Эндервиллей то ли не знала, то ли не хотела рассказывать мне о своем хозяине. Гораздо больше она писала о его кузене Николасе, о котором я не испытывала желания что-либо знать – обо всех скандалах, в которых он оказался замешан, дуэлях и связях с женщинами. Ему все-таки удалось жениться на богатой наследнице и завладеть ее приданым. Юная шотландка Катриона Макрей пала жертвой его опасных мужских чар и тайно бежала из дома своих опекунов в Глазго, чтобы стать женой обаятельного английского проходимца. Я не осуждала бедную девушку, зная каким сильным непреодолимым очарованием обладал кузен Дориана, ведь я сама чуть не стала его жертвой. Очень скоро Катрионе Макрей пришлось разочароваться в своем молодом муже. После венчания Николас оставил все сладкие речи и нежные улыбки, адресованные ей и начал грубо обращаться с юной супругой. После того как он завладел ее деньгами, она стала ему не нужна. А после того, как бедняжка возмутилась демонстративным вниманием, которое Николас оказывал на балу своей светской любовнице, он дома так сильно избил ее, что она так и не смогла окончательно оправиться от его побоев. Жестокий кузен Дориана не озаботился также вызвать к жене врача, когда она жестоко простудилась, и Катриона через месяц умерла от воспаления легких.
Зато счастливые события в жизни моего кузена Джона Уилсона, напротив, очень радовали меня. Джон познакомился с дочерью одного из судовых врачей, которые служили на принадлежащих его отцу кораблях, Маргарет Бемптон, и настолько пленился ею, что через месяц сделал ей предложение. В отличие от меня мисс Бемптон смогла по достоинству оценить прекрасные личные достоинства моего кузена и, не колеблсь, ответила ему «да!». Они оказались подходящей парой, живущей в любви и согласии, и даже когда неудача постигла семью Уилсонов, и она разорилась, это не сломило их,
Я хотела вернуть Джону деньги банковского вклада его отца, когда узнала о его бедственном положении, но кузен с подобающими случаю благодарностями, отказался от них, говоря, что я нуждаюсь в них больше, он же своим упорным трудом вернет семье былое благополучие.
Удостоверившись в том, что Джон действительно возрождает семейное предприятие, я успокоилась и вернулась душой к школьным делам. Монотонные будни Лидброк-Гроува весьма скрашивали знакомства и визиты с немногочисленными представителями дворянских семей здешней округи, подчас это было единственным развлечением в нашем захолустье. Директриса и я любили посещать очень приятную в общении Барбару Вуд, вдову нашего бывшего приходского священника. Еще при жизни ее мужа мы завели с ней близкое знакомство и теперь, когда она стала старой одинокой женщиной, не упускали случая навестить ее.
В этот день очередь читать вечерние молитвы с ученицами была учительницы музыки Люси Грешэм, и у меня было время посетить свою хорошую знакомую после прогулки по окрестностям нашего учебного заведения. Взяв за руку Элен Миллз, я позвала остальных воспитанниц, играющих на лугу, и они, заученно построившись в одну колонну, попарно последовали за мной в школу.
Кухарка любезно снабдила меня только что испеченным пирогом с мясом птицы, миссис Леннокс передала для Барбары Вуд баночку джема из красной смородины, и, сложив наши скромные подношения в небольшую корзинку, я с легким сердцем отправилась в путь.
Дорога доставила бы удовольствие любому любителю пеших прогулок. Вдалеке, в лучах послеполуденного солнца, золотилось поле, по краю которого неспешно перебегали белые, озабоченные поиском вкусной травы кролики. Царила воскресная тишина. Ее нарушало лишь пение птиц и назойливое жужжание насекомых. Затем начали звонить колокола, и я за следующим поворотом увидела знакомую сельскую церквушку.
Миссис Вуд вышла вместе с остальными прихожанами в небольшой двор, но задержалась возле нового священника, чтобы поблагодарить его за сильную проповедь. Я знала, что этот светловолосый проповедник Артур Тейлор обладает природным даром слова, способным увлечь за собой прихожан, и испытывала к нему глубокую симпатию за его искренность и верность христианским заповедям. Он же питал ко мне более нежные чувства и, если бы я могла забыть Дориана, то вполне могла стать год назад миссис Тейлор. Однако, несмотря на разлуку и расстояние, неподвластная здравым рассуждениям моя любовь к баронету Эндервиллю неуклонно росла как могучее дерево, и с этим ничего нельзя было поделать. Молодой священник Тейлор понял это и прекратил свои ухаживания.
Он первый заметил меня на дорожке, ведущей к церкви, и приветливо приподнял свою шляпу. За ним меня увидела миссис Вуд и радостно воскликнула:
– Эмма, дорогая, как приятно, что ты пришла в нашу деревню – я уже начала по тебе скучать! Как поживает миссис Леннокс?
– Хорошо, миссис Вуд. Она шлет вам к чаю смородиновый джем, - улыбаясь, ответила я.
Приходской священник любезно проводил нас до самого порога дома своего предшественника и, одарив меня напоследок тоскующим взглядом влюбленного, пошел по своим делам. В темном холле была желанная прохлада, но мы, не задерживаясь, прошли дальше в продолговатую комнату, которая при жизни прежнего хозяина играла роль приемной. За окнами открывался прелестный вид на сад: каскады белых роз спускались по старым стенам дома; алый шиповник оплетал небольшую беседку; от беспрестанного жужжания пчел, кружащихся над многочисленными садовыми цветами, у меня даже немного начала кружиться голова.
Незаметно день начал переходить в вечер. Пить чай мы устроились при открытых окнах, как только пробило пять часов. Миссис Вуд уселась за одним концом длинного дубового стола, за которым можно было разместить целое семейство; мне отвели место напротив. Прежде чем подавать еду, пожилая служанка зажгла две большие свечи на столе, и это сразу создало особую уютную атмосферу в комнате. Мы зачарованно наблюдали, как густеет за окном вечерняя мгла. Небо наливалось тем золотым свечением, которое предшествует новолунию – здесь его называли урожайной луной. Этот удивительный покой дарил подлинное счастье от сознания совершенства мира, созданного нашим Творцом, однако ни мои застенчивые улыбки, ни искренняя похвала домашнему кексу с изюмом, ни рассказы о веселых проказах маленьких школьниц Лидброк-Гроува не смогли провести хозяйку этого прелестного, поистине райского уголка. Она, проницательно посмотрев мне в глаза, мягко сказала: