Шрифт:
Виктория Воронина
Гувернантка из Лидброк-Гроув (ИЛР, 18+)
Аннотация: Англия, 10-20 годы 19 века. Оставшись круглой сиротой, десятилетняя Эмма Линн вынуждена стать ученицей частной школы Лидброк-Гроув. Родители не оставили ей состояния, делающего ее завидной невестой, но приветливый нрав и природная красота привлекают к ней мужские взоры и сердца. Сама Эмма влюбляется в молодого баронета Дориана Эндервилля, но многие неблагоприятные обстоятельства препятствуют их счастью.
» Глава 1
Читатель,
Каковы бы не были мои беды, моему бедному мужу довелось испить еще большую чашу страданий, чем мне. Слезы наворачиваются на мои глаза, стоит мне вспомнить, что пришлось вытерпеть Дориану в прошлом. Чтобы тебе, Читатель, стало понятно, что нас разделяло долгое время, несмотря на нашу искреннюю, навсегда связавшие наши сердца любовь, мне придется отступить далеко назад и начать рассказ с моего детства.
Я появилась на свет в семье Элвина Линна, владельца прекрасного загородного дома Хайгейт-хаус. Это имение было одним из красивейших поместий в предместьях Лондона и представляло собой предмет восхищения и зависти многих наших знакомых. Как сейчас вижу высокий, напоминающий несущийся на попутном ветре стройный парусник георгианский особняк на небольшом возвышении в окружении деревьев аккуратно подстриженных в геометрических формах, и тоска по безвозратно ушедшим дням, когда рядом со мной были мои родители, снова охватывает мое сердце. Мой отец был добрым, немного легкомысленным человеком, который мало что смыслил в практических делах, но я к нему была очень привязана наверно именно из-за этой его нерасчетливости и доброты. В светском обществе его не слишком уважали, но любили за приветливый нрав и красивую внешность. Моя матушка Кора Уилсон влюбилась в него с первого взгляда и никого кроме него не представляла своим мужем.
Однако мой дедушка Самсон Уилсон не доверял красивому, но несколько несерьезному соискателю руки своей дочери и желал, чтобы ее супругом стал его компаньон, такой же преуспевающий судовладелец, как и он сам. Принять в члены семьи непрактичного юношу и отдать в его распоряжение часть своего капитала, приобретенного непосильным трудом, было выше его сил. Даже родовитость и высокое социальное положение юного Элвина Линна не смогли убедить моего дедушку Уилсона, что избранник его дочери достоин стать его зятем.
Получив резкий отказ вместо родительского благословения на желанный ей брак, матушка тут же сбежала вместе с отцом в Шотландию и обвенчалась с ним по приезде в деревню Гретна-Грин в местной церквушке. Узнав об этом романтическом бегстве своей безрассудной дочери, дедушка Уилсон пришел в великий гнев, вычеркнул имя моей матери из завещания и даже запретил упоминать при нем ее имя.
Но мои родители так любили друг друга, что их ничуть не расстроила потеря матушкиного приданого. Их счастье поначалу омрачало только отсутствие детей. Они два раза ожидали пополнения в семействе, но хрупкое здоровье матушки развеяло эти надежды. Затем на пятом году супружества моих родителей к их большой радости на свет появилась я. Редко какого ребенка так любили и холили, матушка почти не спускала меня со своих рук. Я плохо помню ее лицо, хотя судя по портрету, висевшему постоянно в кабинете отца, свою красоту унаследовала от нее. Оно предстает передо мной словно в тумане, но я до сил пор ощущаю тепло и ласку любящих
Отец и матушка вполне удовольствовались бы мною, но поместье Хайгейт-Хаус не находилось в частном владении моего отца, а являлось майоратом и в случае отсутствия наследника мужского пола должно было перейти к дальнему родственнику, с которым у моего отца были натянутые отношения. Случись моему отцу внезапно умереть моя матушка вместе со мной осталась бы без крыши над головой с весьма скромной суммой, недостаточной для того, чтобы вести прежнюю обеспеченную жизнь, к которой она привыкла.
По этой причине мои родители решились на еще одну попытку произвести на свет наследника. Матушка забеременела, хотя врачи рекомендовали ей больше не рожать, и родила долгожданного сына. Но мой младший брат родился настолько слабым и болезненным младенцем, что не прожил и двух дней. В довершение несчастья матушка заболела родильной горячкой и вскоре скончалась вслед за своим новорожденным ребенком.
Отец был безутешен и год не хотел ничего слышать о новом браке. Но Хайгейт-Хаусу нужна была хозяйка, ему – жена, а мне – мать. Поддаваясь уговорам знакомых, отец начал поиски новой жены, и его второй выбор оказался таким же нерасчетливым, как и первый. Новой избранницей моего отца оказалась сестра его университетского друга, молодая леди по имени Джейн Берн, у которой было весьма скромное приданое в две тысячи фунтов. Отец так и не смог полюбить ее, но уважал за строгую приверженность нравственным правилам и незаурядное чувство долга. Джейн Берн из-за своей природной холодности и чопорности тоже не особенно привязалась к нему: со мной она обращалась как строгая воспитательница без малейшей снисходительности к моей детской наивности, тогда как я ждала от нее материнской любви, но это было полбеды. Главным огорчением отца в новом браке оказалось то, что Джейн так и не подарила ему желанного наследника. Она, как выяснили врачи, вовсе не могла понести ребенка.
Между тем, у отца из-за неумелого ведения финансовых дел накапливались долги, которые грозили принести нашей семье разорение. И отец решился на рискованное предприятие – вложил все оставшиеся у него деньги в покупку крупной партии цейлонского чая, которое в случае успеха должно было принести ему большой барыш. К нашему несчастью, зафрахтованный им корабль – чайный клипер « Звезда Цейлона» - затонул вместе с отборными сортами чая в Индийском океане. Он не выдержал натиска большой осенней бури и тем самым развеял все надежды моего отца разбогатеть.
Отец узнал об этой беде во время своей последней поездки в Лондон. Я хорошо запомнила этот несчастливый день в конце октября, поскольку, соскучившись, очень долго ждала его возвращения на лестничной площадке поздно вечером. Дождавшись, пока заснет моя пожилая няня Мэг, я взяла свою любимую куклу Клариссу, которую отец выписал мне из Парижа и пошла встречать его в вестибюль, стараясь, чтобы меня не заметил никто из слуг и не вернул обратно в детскую спальню.
Баюкая фарфоровую куклу, я сидела на одной из верхних ступенек парадной лестницы, покрытой красной ковровой дорожкой и неотрывно смотрела на стенной маятник, бесстрастно отсчитывающий минуты. Прошло два часа, и тревога закралась в мое сердце, поскольку отец никогда так долго не задерживался в своих поездках. Кроме того, время приближалось к полуночи и я начала бояться привидений, которые по рассказам слуг имели обыкновение появляться в это время.
Мне пришлось поволноваться еще полчаса, прежде чем главные двери Хайгейт-Хауса растворились, впуская в дом моего отца. Я с радостью бросилась ему навстречу, но он, казалось, совсем не узнавал меня. Золотистые волосы отца были всклокочены, развязанный длинный шарф небрежно висел на шее, а его большие синие глаза смотрели на меня безумным взглядом.
– Папа, что с тобой? – в страхе спросила я у него.
Казалось, мое присутствие и обращение к нему немного привели отца в чувство. Он несколько осмысленно посмотрел на меня и прошептал: