Гувернантка из Лидброк-Гроув

Воронина Виктория

Первый шагнул ко мне навстречу баронет Эндервилль. Словно слепой, не замечающий бугорков и камней на своем пути, он неуверенно двигался, простирая руки, по-прежнему не сводя с меня глаз. Я затрепетала как пойманная птица, стремглав бросилась в его объятия, и стала обильно орошать его рубашку своими слезами.

– Дориан! О, Дориан, как ты мог так жестоко поступить - оставить меня, используя лживое объяснение для нашей разлуки, - бессвязно шептали мои губы.

– Эмма, моя ненаглядная, неповторимая Эмма, прости меня, - в раскаянии произнес Дориан. – Я опасался, что брак с безумцем окажется для тебя непосильным бременем и оставил тебя без внятного объяснения, чтобы ты как можно скорее забыла злосчастного баронета из Торнбери. Легко любить богатого и успешного мужчину, но почти невозможно питать искреннюю привязанность к

больному сумасшедшему, чьи повадки внушают непреодолимое отвращение. Но раньше я глубоко ошибался насчет тебя, думая, что ты слабая хрупкая девушка, которую непременно нужно лелеять и ограждать от всех жизненных невзгод! На самом деле ты – мой Ангел-Хранитель, посланный мне милосердным Творцом, и перед твоей безграничной любовью отступила даже моя болезнь, которую отказались лечить лучшие светила медицины!!! Последние шесть месяцев я прожил в полном отчаянии, ощущая, как сгущается окутывающая мой разум тьма. В моей голове поселились образы рычащих и лающих чудовищ, грозящих поглотить остатки моего рассудка. И вот внезапно твой голос, твои любящие молящие об ответном чувстве глаза как лучи света прорезали темноту, ставшей моим душевным состоянием и чудесным образом вернули мне былую ясность ума. Да, я проявил непростительное малодушие по отношению к тебе, не верил в силу твоей любви, способной победить самых злобных демонов, ополчившихся на меня. Теперь мне остается только смиренно надеяться на твое милостивое прощение, даже сознавая, что я не достоин его!

– Милый, ты ни в чем передо мною не виноват, это обстоятельства сложились для нас не лучшим образом, - страстно проговорила я, тут же забыв про все свои прошлые страдания, видя, как внутренняя мука исказила его прекрасное лицо.

– Нет, моя вина велика, я не сказал тебе правду! – отрицательно покачал головой Дориан. – И сознавал, что невозможно строить супружеские отношения, живя во лжи. Настоящей любви нет там, где нет доверия.

Поняв, какая причина мучает моего любимого, я преисполнилась решимости избавить его от всех горестных воспоминаний и сказала, показывая подаренное им обручальное кольцо, которое носила на шейной цепочке:

– Дориан, какой бы ни была твоя вина передо мной, я всегда буду ждать тебя, поскольку знаю – мое сердце никогда не выбрало бы в спутники жизни бесчестного мужчину и оно преисполнится любовью только к благородному человеку. Твое обручальное кольцо всегда со мной, как знак того, что именно ты и никто другой может стать моим мужем.

– Значит, ты снова согласна стать моей женой, Эмма! – радостно воскликнул Дориан.

– Да, это моя самая заветная мечта, любовь моя! – ответила я, в радостном волнении чувствуя как в унисон бьются наши сердца.

Дориан снова крепко прижал меня к своей груди, и мы долго стояли с ним вдвоем, смотря на то, как вечернее солнце медленно спускается к линии горизонта, усеянного множеством холмов. Большие порозовевшие облака расступались перед светилом наподобие ворот, пропускающие светлые души в другой лучший мир, и нам при виде этого величественного зрелища было легко мечтать о будущей совместной жизни, связывающей нас навеки. Я испытала совершенную полноту счастья в те минуты, которые оправдывали все мои прошлые переживания, и чувствовала, что если понадобится снова пережить суровые испытания, только для того, чтобы быть с Дорианом, то с готовностью пойду навстречу новым лишениям.

Мы договорились обвенчаться как можно скорее, и больше ни одна земная причина не смогла бы помешать нам соединить у брачного алтаря наши судьбы. Однако следовало пройти осмотр врача, чтобы тот дал заключение о психическом здоровье Дориана, а также о том, что он не нуждается в опеке своего кузена Николаса Эндревилля и является дееспособным джентльменом. Дориан тут же написал письмо доктору Льюису Харперу, пользующегося его доверием и я поспешила отправить его по почте в Ланкашир. До приезда врача мой любимый должен был по-прежнему играть роль сумасшедшего во избежание опасного внимания своего двоюродного брата, который стал его смертельным врагом. Мы были осторожны, но вместе с тем пользовались любой возможностью для любовных свиданий в полном уединении молчаливых залов замка. Преданные слуги помогали нам усыпить бдительность людей Николаса, и мы, несмотря на сильные холода, провели счастливую зиму, полную робких надежд и упований на будущее. Я старалась при удобном случае играть на рояле пленительную

как пение фей «Лунную сонату» Бетховена, зная, что Дориан находится поблизости, и ему будет большим утешением слышать, как я исполняю его любимую музыку. Она успокаивала его разум и умиротворяла душу. Для своего любимого я в самом деле стала чудодейственным лекарством, которое принесло ему полное выздоровление, со дня нашего объяснения приступ жестокой душевной болезни ни разу не потревожил его. С Анжелой мы сблизились настолько, что девочка не садилась завтракать, пока я не занимала свое место за столом рядом с нею. Она оказалась очень прилежной и понятливой ученицей, и я с удовольствием думала о том времени, когда смогу назвать ее своей дочерью. Анжела понемногу начинала разделять мои привычки и интересы, и в начале марта она попросила меня научить играть ее на рояле. Я с готовностью выполнила ее просьбу, и через два дня она освоила всю нотную грамоту. Постепенно мы перешли к разучиванию незатейливых мелодий и песенок.

Наше мирное существование нарушил приезд нежеланного гостя, которого мы вовсе не хотели видеть. Когда я помогала Анжеле разучивать простые экзерсисы на рояле, лакей объявил мне о приезде Николаса Эндервилля.

Моя рука замерла на мгновение, когда ко мне пришло осознание, что человек настроенный враждебно к Дориану появился в Обители Ястреба. Но вместе с тем я поняла, как важно задержать Николаса разговором, чтобы Дориан успел подготовиться к его появлению, и поспешила вниз.

Николас уже вошел в холл и после нескольких шагов встал возле парадной лестницы, устланной пурпурной ковровой дорожкой. Он снял с головы цилиндр и небрежно сунул его камердинеру, попутно приглаживая свои светлые волосы. Его костюм был явно сшит у лучшего лондонского портного, и он стоил гораздо больше той одежды, в которой я привыкла его видеть.

Я сделала глубокий вздох, набираясь храбрости перед разговором с этим опасным человеком, и непринужденным тоном сказала:

– Мистер Эндервилль, добро пожаловать в Обитель Ястреба! Надеюсь, ваша дорога была не утомительной для вас.

Николас тут же обернулся на звук моего голоса, и я поняла по кислому выражению его лица, что он вовсе не рад меня видеть.

– Мисс Линн, какими судьбами вы здесь? – мрачно спросил кузен Дориана.

– Я служу гувернанткой Анжелы Эндервилль, вашей племянницы, - объяснила я ему, спрашивая саму себя, неужели Джеймс Хоуп, его цепной пес, не известил его в своем письме о моем пребывании в замке. Как выяснилось впоследствии, надсмотрщик исправно докладывал ему обо всем мало-мальски значимых происшествиях в Обители Ястреба, но Николас по своему неприятному характеру хотел выразить мне свое пренебрежение и морально сломить меня.

– Анжела еще слишком мала для учебы, так что мы не нуждаемся в ваших услугах. Прошу как можно скорее собрать свои вещи и покинуть этот замок, - неумолимо сказал он.

– Нет, нет, дядя! Пожалуйста, не выгоняйте мисс Линн!!! – испуганная Анжела подбежала к нам и схватила меня за руку.

– Малышка, тебе вовсе не следует учить все эти скучные уроки, - на лице Николаса появилась фальшивая улыбка, и он протянул девочке заранее купленную красивую куклу в белом кружевном платье. – Вот, лучше поиграй с Мими.

Но Анжела не приняла его попытку подкупа и спряталась от него за моей спиной.

– Мисс Линн, по какой причине вы не научили вашу воспитанницу почтительности к ее старшим родственникам? Это показывает, что вы негодная гувернантка, и я не намерен держать вас на службе! – сердито проговорил, резко распрямляясь Николас.

– Мистер Эндервилль, с детьми нужно быть предельно искренними, только в этом случае они к вам потянутся, - кротко заметила я, и добавила: – Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы Анжела приобрела манеры настоящей леди. Если же вы откажете мне от места, я обращусь к лорду Лэндону, и пусть он рассудит, достойна ли я служить в этом доме гувернанткой или нет.

Упоминание об отце Фанни, который имел немалое влияние в лондонском свете и парламенте, произвело нужное впечатление. Николас на мгновение застыл, ему явно не хотелось впутывать в свои дела влиятельного родственника, затем он с угрозой в голосе сказал:

– Эмма, я не советую вам вставать на моем пути и препятствовать мне завладеть тем, что мое по праву! Для вашего собственного блага уезжайте сегодня же, иначе вы пожалеете, что не покинули это место, пока была возможность это сделать.