Гвардии «Катюша»
Шрифт:
Увидев меня, Потапов обрадовался и сообщил, с какой бедой они встретились:
— Наша пехота, обстреливаемая интенсивным огнем гитлеровцев, залегла; танковая рота в составе трех машин Т-34, встреченная сильным противотанковым артиллерийским огнем, вынуждена укрыться. Немцы превратили в дзоты каменные строения двух расположенных в километре друг от друга хуторов, а между ними вкопали в землю танки. Трудно мне своими силами преодолеть столь крепкий узел сегодня, — сказал генерал, — а завтра будет еще труднее. Немцы за ночь заминируют все подступы и подтянут резервы. Вот бы ударить по гадам вашими «катюшами»,
Я с удовольствием подумал: «На ловца, как говорится, и зверь бежит. Какая чудная цель подвернулась для испытания нашей новинки». Мы с Каморным понимающе переглянулись.
— Ну что ж, товарищ генерал, давайте повторим наше учение. Познакомьтесь — командир десятой бригады. Это он на полигоне попугал вас, а теперь пусть на поле боя пугнет фашистов, — ответил я.
Командир бригады быстро изучил необходимые данные и определил боевой порядок дивизиону.
— Через час «катюши» будут заряжены и выйдут на огневые позиции, станут в трехстах метрах отсюда, в лощине у мостика на дороге, — доложил полковник Каморный, показав место на карте.
Мы с командиром дивизии уточнили взаимодействие наших подразделений. Решили, что после залпа вперед двинется пехотный десант на трех танках, а за ним ускоренно атакует остальная пехота. Командующий артиллерией дивизии своим огнем будет подавлять минометную батарею противника, чтобы она не обрушила свой огонь на огневые позиции «катюш», а для гарантии Камерный решил бортовыми машинами с тарой из-под ракет демонстративно маячить вдали от огневых позиций на виду у противника, отвлекая туда его минометный огонь.
Вскоре мы увидели выход на огневую позицию боевых машин. Заряженные и расчехленные, они двигались одна за другой, сверкая на солнце ракетами, грузно качаясь и скрипя рессорами, занимая заранее обозначенные колышками свои места. Когда дивизион был готов к стрельбе, полковник Каморный пошел на наш наблюдательный пункт с докладом.
И тут — бывает же такое — какое-то тревожное предчувствие заставило меня пойти на огневую позицию и лично самому еще раз все проверить. И что же? При проверке оказалось, что у двух машин не отключены стопоры. Произошло это из-за неопытности и волнения боевого расчета. Это было опасно: застопоренная ракета при стрельбе могла сорвать с машины весь пакет направляющих и унести его на несколько метров вперед или опрокинуть боевую машину. Ударившись взрывателем, снаряд мог разорваться, вызвать детонацию всех ракет, что стало бы катастрофой для всего дивизиона.
После исправления ошибки мы вернулись на наблюдательный пункт. Тем временем были закончены все приготовления к атаке. Полковник Каморный подал условным сигналом команду на открытие огня, и через минуту грянул залп. Одна за другой сходили с направляющих 100-килограммовые ракеты. За 10 секунд дружно со свистом улетело на головы врага почти 150 таких ракет. Позади боевых машин поднялось огромное пыльно-дымовое облако.
На поле боя на какие-то мгновения воцарилась тишина, стрельба прекратилась с обеих сторон, но почти сразу же раздался страшной силы взрыв в стане врага, сотрясая округу на многие километры. Цель была поражена точно и надежно. Оборону гитлеровцев заволокло густым черным облаком. Воздух наполнился гарью.
Генерал
Через полчаса мы проехали место, пораженное нашим залпом. Зрелище действительно было ужасным. Все поле покрылось огромными воронками, достигавшими на мягком грунте в диаметре 12, а в глубину 4 метров. Валялись разметанные трупы фашистских солдат, лошадей. Горели машины, растительность и строения. Да, не зря трепетали гитлеровцы перед страшным огнем наших славных «катюш».
Прощаясь, генерал П. А. Потапов восторженно сказал:
— Подумать только, какая огневая силища в ваших руках! Посудите сами, чтобы мощью сравняться с ударом вашего гвардейского дивизиона М-31-12, нам потребовалось бы сосредоточить здесь более двухсот артиллерийских стволов не менее чем среднего калибра. Это же шесть артполков! Для сосредоточения такого количества частей потребовалось бы много времени. Внезапность при этом исключена. Тут бы целый базар получился. Мы пожелали командиру дивизии успеха в преследовании врага, а сами поехали на другие направления.
В жестоких боях за Тарту 122-й стрелковый корпус резко выдвинулся вперед юго-западнее города, в направлении Эльвы и Отепя, стремясь обойти тартускую группировку фашистов с запада и ударить ей в тыл.
Противник, усилив пехотную дивизию генерала Страхвица двумя танковыми бригадами (около 100 танков и столько же броневиков), двумя дивизионами минометов и артиллерии, перебросил ее из Риги железнодорожным транспортом в город Валгу, а оттуда — своим ходом, и контратаковал наш корпус в районе Эльвы. Начались кровопролитные бои. Корпус нуждался в сильной огневой поддержке.
23 августа 1944 года я направил туда из резерва опергруппы гвардейскую минометную бригаду и выехал сам. Не доехав до Отепя, мы попали на минное поле, подорвались, и я был ранен. Позже я узнал, что с помощью гвардейцев-минометчиков наши части разгромили контратакующую дивизию Страхвица.
В сентябре 1944 года наши части с боями освободили одновременно два города: Валгу и Валку. Это, по существу, один город, разделенный рекой, по которой проходила государственная граница между Эстонией и Латвией. В боях за него участвовал 28-й гвардейский минометный полк. Командир его подполковник М. Н. Ясюнас в ночь накануне наступления направил туда свою разведку с заданием водрузить по два флага в каждом городе. Немцы по обыкновению бросали осветительные ракеты и, увидев красные флаги на зданиях, начинали стрелять по своим, принимая их за наши подразделения. Город был взят на следующий день без особых разрушительных боев.
9 августа 1944 года в бою погиб начальник штаба Оперативной группы ГМЧ 3-го Прибалтийского фронта гвардии полковник Николай Алексеевич Фомин — способный офицер и бесстрашный человек. Его трудно было удержать в штабе, он всегда рвался на передовые позиции.
Мы похоронили погибшего с воинскими почестями на площади в центре города Острова. Его память с любовью чтут островитяне. В 1973 году я проезжал город, теперь восстановленный и разросшийся. Могила Фомина была аккуратно убрана, на ней лежали живые цветы.