Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе
Шрифт:
Всякий раз, когда дело касалась Лоуренса, мое хваленое хладнокровие и логика, которой я привыкла руководствоваться, отступали куда-то на второй план. Это неимоверно раздражало и даже пугало, но… я не в силах была этому сопротивляться. Вот и сейчас, сама не знаю зачем, я прошептала: «Да».
Лоуренс осторожно дотронулся до моей щеки, обезображенной шрамом. Его нежное, мягкое прикосновение было подобно перышку, скользнувшему по моей коже. Я была готова поддаться чувству, которое отвоевывало в моем сердце все большее пространство, но мысль, холодная, как осколок льда и острая, как лезвие бритвы, мгновенно меня
Я тут же отстранилась, вызвав всплеск удивления в его глазах. И усталость в хрипловатом голосе:
– Все еще мне не доверяешь?
Я ничего не ответила, сжала губы, делая лицо строгим, а взгляд – отстраненным. Кого я пыталась обмануть? Лоуренса, если только. Нельзя дать ему понять, что от расстроенных ноток в его голосе у меня сжималось сердце.
– Я просто хочу, чтобы ты знала: для меня ты всегда прекрасна.
Шепнул мне на ухо, взъерошив волоски ласковым и теплым ветром, и... ушел, оставив меня в полнейшем смятении.
После таких слов вихрь противоречивых эмоций во мне разыгрался с новой силой, грозя превратиться в настоящую бурю. Я прикрыла глаза и медленно выдохнула. Нужно было время, чтобы развеять иллюзии, которые рождали в моей голове невинные и в то же время такие волнующие прикосновения Лоуренса.
Днем позже я наведалась к своему самому странному и неразговорчивому союзнику - если не сказать, другу - в обители Ареса Солнцерожденного. К мантикору, которого, по словам Аннет, все же сумели выходить целители Ареса. Этот день стал для Аннет непростым - пользуясь ее даром Искры, Анфациан почти полностью иссушил ее силы: так стремился излечить верного боевого фамильяра герцога даневийского.
Мантикор словно ждал меня: стоило мне только приблизиться к лесу (на позволительное зачарованным браслетом расстояние), он тут же выбрался из лесной чащи. Крылья чуть расправлены, словно мантикор собирался взлететь - или же только опустился на землю, скорпионий хвост вытянут стрелой и высоко поднят.
Приблизившись ко мне, мантикор благодарно ткнулся львиной мордой в мою руку и издал что-то, отдаленно напоминающее низкое мурчание. Казалось, будто он и в самом деле соскучился по мне - или же благодарил за свое спасение.
Я растроганно улыбнулась.
– Я тоже скучала, - вдруг вырвалось у меня. Присев на землю, я огляделась по сторонам: нет ли кого поблизости? Я и так слыла странной, а большей странности, чем разговор по душам с прирученным диким зверем трудно отыскать.
– Ну как ты?
Мантикор положил мне на колено мощную лапищу и ткнулся теплым носом в шею, одновременно складывая за спиной крылья - чтобы ненароком меня не задеть. Я рассмеялась - от теплого дыхания зверя шее стало щекотно, восторженно потрепала львиную гриву.
Я сидела на коленях прямо на траве, гладя мантикора и слушая отдаленные звуки леса.
– Хотела бы я иметь твои крылья, - с тоской сказала я.
– Какого это - чувствовать ветер на лице, видеть землю с высоты птичьего полета? Какого это - быть полностью свободным?
А свободен ли мантикор, вдруг подумалось мне? Или он
У меня холодок пробежал по коже. Сила, которой обладал Арес, казалась безграничной. Думая о нем, я чувствовала себя маленькой и беззащитной - как шахматная фигурка на поле бога.
С Ареса мои мысли переключились на его брата. Задумчиво проводя рукой по шелковой гриве мантикора, я доверительно прошептала:
– Не знаю, что мне делать с ним. С каждым днем мне все сложнее его ненавидеть. Но и доверять ему я не могу. Ведь если с герцогом его не связывает ничего, кроме кровного родства, то что он делает здесь, во дворце? Почему не заставит Ареса отпустить меня, если я так ему нравлюсь? Думаешь, я многого хочу?
– Я взглянула на мантикора. Шумно выдохнув, он положил морду на мои колени.
– А может, его совершенно не волнует моя судьба, а все, чего он на самом деле хочет - просто затащить меня в постель? Не удивлюсь, если так. Для лорда Рэйста я - игрушка, так почему же с Лоуренсом все должно быть иначе? Но ты бы знал, как мне хочется ему доверять...
Вспугнутое присутствием мантикора и этим странным разговором почти с самой собой, одиночество отступило. Стало немного легче, будто бы оттого, что я поделилась с кем-то своими тревогами.
Мы еще долго сидели вот так: я говорила о Лили, об отце, а мантикор слушал. Этого было слишком мало, чтобы боль, беспрестанно грызущая меня изнутри, полностью исчезла. Но она стала тупее, и впервые с того страшного дня, разрушившего мою жизнь, мне стало немного легче дышать.
Глава девятнадцатая. Гвендолин
Я разрывалась от желания держаться как можно дальше от Лоуренса и… быть как можно ближе к нему. Это добавляло сложностей в мою и без того непростую жизнь. А вскоре случилось еще одно событие, не самое приятное событие, коих здесь, во дворце, в моей новой жизни-без-свободы, и без того было немало…
Ничего не предвещало беды. Предоставленная самой себе (Рэйст все реже вызывал меня в подвал, чтобы, манипулируя с магией смерти, напитаться моей энергией), я блуждала по окрестностям дворца. День выдался сухим и жаркий, незащищенную шляпкой голову нещадно пекло.
Все происходило так быстро, что казалось полусном. Я и понять ничего не успела, как почувствовала ледяные руки на своей шее. Первой моей мыслью было, что одержимая любовью и ревностью Айлин решила перейти от полумер к решительным мерам, и вознамерилась меня убить. Почему это происходило посреди бела дня, на глазах прогуливающихся придворных дам, додумать я уже не успела.
К слову, придворные дамы были просто в ужасе. Одна, побелев, рухнула на землю, вторая некрасиво вытаращенными глазами уставилась куда-то за мою спину – на того, кто душил меня невозможно холодными руками. Вырываясь, я успела увидеть и новые кусочки разбившейся картины: лежащий у входной двери страж с собственным же мечом в груди, второй, раненый и истекающий кровью, пытается подобраться ко мне, но на полпути падает и затихает.