Хаджи
Шрифт:
– Замолчите, Зияд, - потребовал Нури Мудгиль.
– Мы знаем, что бы вы делали. В конце концов, одной резней больше или меньше в нашей истории.
– Доктор Мудгиль схватил отца за одежду.
– К счастью, король издал приказ позволить нам попытаться мирно остановить их при переходе моста. Вы, Ибрагим, единственный, кто может повернуть этих людей назад.
Глядя на маленький расшатанный, обветшалый мост Алленби, нельзя было предста-вить его грандиозной значительности.
– Уведите своих людей из поля зрения, за ближайшие горы, - сказал
– И дайте мне мегафон.
– Помните, что если они хлынут за вами и перейдут мост, мы вернемся и откроем огонь.
– Да, я знаю, полковник Зияд. Вы надеетесь, что у меня ничего не выйдет, не так ли?
Рассвет.
Я занял место возле отца у моста. Мы были одни, беззащитные, под прицелами ты-сячи винтовок. Масса, приближающаяся к нам из Иерихона, была подобна туче саранчи, летящей из пустыни. В эту минуту дух отца вернулся к нему. Одинокий и благородный, он встретил безумную толпу. Его величественное присутствие заставило всех остановиться, и в этот миг он перехватил командование положением.
– Остановитесь!
– крикнул он в мегафон.
– Не надо, хаджи Ибрагим, мы перейдем!
– Евреи атакуют до Мертвого моря!
– Через час они будут в Иерихоне!
– Их бомбардировщики уже летят!
– В Восточном Иерусалиме убили тысячи людей!
– Рашид!
– обратился отец к возглавлявшему их пожилому шейху.
– Выйди вперед!
Рашид повернулся к толпе, поднял руки, чтобы успокоить их, и один подошел к нам с отцом.
– Это без толку, Ибрагим, - сказал Рашид.
– Мы когда-то сбежали без остановки из дома, и посмотрите, как мы пострадали из-за этого! Нельзя снова бежать!
– Нас убьют!
– Ибрагим, отойди в сторону, - предостерег Рашид
Толпа наступала вперед.
– Я был на Горе Соблазна!
– крикнул Ибрагим, как Моисей.
– Я говорил с Мохамме-дом!
Толпа разом стихла.
– Мохаммед приходил ко мне ночью! Он сказал мне, что Аллах наложил проклятие на этот мост и эту реку! Первый, кто попробует ее перейти, не дойдет живым до другой стороны! Аллах ослепит его! Прежде чем он достигнет Иордана, Аллах раскроет ему жи-вот и пустит туда стервятников!
– Ибрагим лжет!
– крикнул Рашид.
Отец отступил в сторону, оставляя открытой дорогу через мост.
– Я приглашаю шейха Рашида перейти первым!
– произнес отец через мегафон.
– Если ты дойдешь живым до другой стороны, пусть Аллах поразит меня!
Как будто чудом, их ярость прекратилась. Шейх Рашид предпочел не вступать на мост. Он ретировался.
– Кто спасет нас от евреев?
– Я, хаджи Ибрагим аль-Сукори аль-Ваххаби, даю вам священное слово Мохаммеда, что вам не причинят вреда! А теперь возвращайтесь домой!
– Хаджи Ибрагим велик!
– Аллах нас спасет!
Маленькие группки мужчин и женщин откалывались, начиная движение обратно к Иерихону... и еще... и еще... и еще. Тогда и Рашид пошел назад.
Через некоторое время мы с отцом снова остались одни. Он взглянул на меня и по-хлопал по плечу.
– Ты храбрый юноша, Ишмаель, - сказал он.
– Пошли, забери меня домой. Я устал.
–
– Я люблю тебя.
Глава двенадцатая
Через неделю после войны я вернулся на гору Нево. Всеобщее горе и замешательст-во охватило беженцев, но с отцом и мной произошло иное, необычное. Вместо того, что-бы отчаиваться, хаджи Ибрагим, казалось, прошел через длинный темный туннель. Он снова стал уповать на реализм. Он больше не пойдет за полковником Насером. И пару раз он намекнул, что жизнь, может быть, уготовила для нас кое-что получше Акбат-Джабара. Он не говорил прямо о возвращении в Табу или о том, чтобы договориться с евреями. Од-нако он несколько раз заходил к доктору Мудгилю. По-моему, он разнюхивал достойный способ покончить с нашим изгнанием.
Находясь в пустыне, я, возможно, позволил себе успокоиться звездами и тишиной, но волна надежды прокатилась у меня по жилам. Отец прислушивается ко мне. Было бы время как следует подумать и подготовиться, я смог бы убедить его, что жизнь не кончит-ся, если я поеду учиться. Разумеется, не позже чем через пару лет все мы сможем соеди-ниться и переселиться в хорошее место. Может быть, даже за пределами Палестины или арабских стран.
Да что я, с ума сошел? А как же Нада? Отец никогда не должен узнать, что она поте-ряла невинность. Тогда конец любому плану. Первым делом мне надо постараться поми-рить их. Иногда они, кажется, выказывали заботу друг о друге, но всегда их встречи за-канчивались кисло.
Что-то было у них под самой кожей, готовое вспыхнуть. Свою жизнь Нада осуждала, но никогда она прямо не высказывалась против Ибрагима. Иногда я чувствовал, что она его ненавидит. По правде сказать, он никогда бы не пришел к согласию с независимой женщиной; но оба они были такие личности, что нужно найти способ взаимного уваже-ния.
Почему он всегда был готов затеять спор?
Да, моя первая задача - добиться взаимной симпатии между ними. А тогда уж можно мечтать о переезде.
Я пригляделся к небу. Оно не выглядело благополучным. Завтра Нада приезжает до-мой на три дня, но у меня еще целая секция не накрыта гофрированной крышей, чтобы предупредить непогоду.
Я связался с доктором Мудгилем по радио.
– Да, Ишмаель.
– Я думаю, мне лучше остаться до завтра и закончить крышу, - сказал я.
– Не хочу оставлять эту секцию открытой на три дня.
– Молодец.
– Не могли бы вы известить Наду, что я опоздаю?
– Да, конечно. Я об этом позабочусь. В остальном все в порядке?
– Да, все отлично. Мне здесь очень хорошо.
Ибрагим должен был признаться себе, что и в самом деле ждет Наду на следующий день. И почему не признаться? Он скучает по ней. Когда пришел доктор Мудгиль с ве-стью, что Ишмаель вернется с опозданием, еще одна приятная мысль пришла ему в голо-ву. Может быть, во время этого посещения, если Ишмаель опоздает, он с Надой пойдет погулять и поговорит с ней по душам. Он никогда этого не делал. Кажется, она многому научилась в Аммане.