Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)
Шрифт:
Теперь летучий отряд Хурделицы, несмотря на потери, увеличился почти вдвое. Дело в том, что казаки отбили у ордынцев пленных женщин и детей, которых те гнали в неволю, разгромив соседнее с Дальником селение.
Много верст безостановочно гнали татары их, привязанных арканами к седлам, по безлюдной степи. Пленницы были так измучены, что едва держались на ногах. Узнав, что казаки уходят из хутора, они испугались, что вторично могут попасть в руки врагов, и стали умолять есаула не оставлять их на произвол судьбы. Кондрат был взволнован. Он вспомнил свою Маринку… Она, наверное, тоже, как и эти женщины, десятки верст бежала за седлом какогонибудь
– Посадить жинок на ордынских коней! А каждого басурмана на веревку — и к бабьему седлу! Пущай побегают за конем, узнают, сладко-ли!..
Казаки посадили женщин на коней и стали привязывать пленных ордынцев к седлам лошадей, на которых сидели женщины.
– Нехай скачут басурманы за бабами!
– Неповадно будет потом им наших баб неволить…
– Потрясет мурза жирным пузом, — хохотали казаки. Лишь Максим Корж покачал неодобрительно головой и сказал Хурделице.
– Не гоже робиш, есауле… Не гоже.
– Что «не гоже»? — удивленно переспросил Кондрат.
– Недобре нам следовать их проклятым обычаям, — пояснил Максим, поглаживая длинные седые усы.
– А им, бисовым детям, гоже такое делать?
– Нет! Нам, как они, не можна, — твердо ответил Корж.
Его слова вызвали недовольный ропот у некоторых казаков, других заставили призадуматься. Насмешки над пленниками прекратились. Хурделица был явно уязвлен ответом Коржа. Он едва не накричал на упрямого казака.
Еле сдерживая негодование, сердито глянул в светлые глаза старика, но прочел в них спокойную уверенность в своей правоте. Гнев Хурделицы сразу прошел. «Да что я в самом деле, басурман какой-то, чтоб над пленными издеваться? Я ведь казак» — подумал Кондрат. Он почувствовал глубокую справедливость в словах старика, но отменять сразу свое приказание молодому есаулу было неловко.
Его душевное состояние понял Корж. И пришел ему на помощь.
– Не быстрее ли ехать нам будет, есаул, коль ордынцев, по двое связанных, посадим на лошадь? — спросил он.
Хурделица с благодарностью глянул на Коржа.
– А дед, хлопцы, правду говорит. Так и сделаем…
Казаки охотно отвязали пленников и посадили их по двое на одну лошадь. Отряд уже тронулся в путь, когда к есаулу подскакал Семен Чухрай со своими казаками.
– Есаул, хотим вместе бить турка, — молвил он, едва сдерживая горячего коня.
Семен Чухрай и еще пять казаков были уже снаряжены для похода.
– Я вас, братчики, принимать в войско не могу. На это волен лишь наш батько кошевой атаман Харько Иванович Чапега, который сейчас на поиске под Бендерами, — сказал Кондрат. — А коли вам здесь, под турком, тяжко быть, то пристраивайтесь в хвост отряду нашему, а там видно будет…
Поблагодарив Хурделицу за доброе слово, казаки поскакали в хвост колонны, идущей по дороге к Куяльницкой возвышенности.
XVIII. КРИВАЯ БАЛКА
Неяркая утренняя заря застала отряд Хурделицы в Кривой Балке. Здесь есаул неожиданно для себя увидел большое скопление военных людей, которые отдыхали или, вернее, спали в самых разнообразных позах. Между спящими бесшумно ходили караульные гренадеры с длинноствольными фузеями. Это был авангард армии, которой командовал генерал де Рибас. Он еще вчера ночью, 12 сентября, с тремя полками конных и тремя полками пеших казаков
Весь ночной марш прошел так скрытно и тихо, что в турецкой крепости, расположенной в пяти верстах от Кривой Балки, и не подозревали о приближении русских войск. Турки считали, что пройти по песчаной пересыпи невозможно. Всякое движение войск здесь не могли не заметить моряки стоящих на якоре у берега кораблей. Паша Ахмет говорил, что даже мышь не проскочит в этом месте — сразу увидят ее зоркоглазые янычары, поэтому дозорных из крепости не выслал.
Караульных русских войск уже давно не тревожили султанские разведчики. Де Рибас, пользуясь беспечностью врага, решил, что его войскам неплохо было бы отдохнуть перед предстоящим штурмом. Поэтому отдал приказ расположиться на привал. И вот несколько сот человек сладко спали почти на виду у врага. Поставив лагерем своих казаков рядом с батальоном спящих гренадеров, Кондрат пошел с рапортом о результатах разведки к де Рибасу. Есаула пропустили в шатер генерала. Там уже находился Гудович и высшие чины. В шатре было тесно. Иван Васильевич сидел с де Рибасом на обломке доски, положенной на два камня, за маленьким походным столиком. Офицеры разместились кто на чем — на барабанах, на опрокинутых ведрах, даже на седлах.
Иван Васильевич говорил медленно, по привычке отчеканивая каждое слово.
– Перед нами не только Хаджибей — это еще было бы полбеды. Весь турецкий флот, у которого пушек в сто раз более, чем у нас… А посему Хаджибей взять надобно сразу, не мешкая, с проворством великим, чтобы неприятель со стороны флота сикурс (помощь) крепости не успел дать. Вот ты здесь, ваша светлость, и пригодишься. — Гудович медленно скользнул серыми глазами по курносому лицу Безбородко. — Тебе из главных сил я двадцатипушечную батарею дам — побить султанцев и амбаркации (посадка войска на суда) ихних беглецов из крепости на корабли помешать. А ты, ваше высокоблагородие, — обратился Гудович к де Рибасу, — знаешь, что делать. На рассвете как можно тише подойдешь к Хаджибею — и на стены с криком «ура» в штыки.
Черные глаза де Рибаса сверкнули, он хитро улыбнулся.
– Я графа Войновича попросил помочь нам. Он подведет из Очакова свои канонерские лодки и по турецкому флоту учинит огонь.
– Это верно, — согласился Гудович. — Только, зная графа Войновича, я сомневаюсь, чтоб сей контр-адмирал отважился на это. — Иван Васильевич улыбнулся. — Я лучше тебе для прикрытия левого фланга отряжу батальон пехоты с батареей из десяти орудий. Этак надежней будет.
Де Рибас кивнул головой в знак согласия и подозвал к себе стоящего у входа в шатер Хурделицу.
– Перед тем, как принять окончательное решение, неплохо бы выслушать есаула. Он только что вернулся из разведки, — сказал начальник авангарда по-французски.
Хурделица рассказал о последних событиях в турецкой крепости, обо всем, что узнал от Симона Аспориди.
Выслушав есаула, Гудович повеселел:
– Сей репорт лишь подтверждает мою мысль. А теперь, что думают господа офицеры? Дадим слово самому младшему по чину. — Генерал-поручик посмотрел на Кондрата.
У Хурделицы горло перехватило от волнения. Но он овладел собой и произнес хрипло: