Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)
Шрифт:
– Ты прав, как всегда, достопочтеннейший хаджа. Нехорошо нарушать святые обычаи и законы. Поэтому мы отложим казнь. Но через два дня, как только взойдет солнце, мы покараем нечестивцев. А пока пусть они в моей подземной секретной тюрьме ожидают без воды, пищи и света прихода палачей… — И Ахмет сделал знак телохранителям.
XIII. ТАЙНА НИКОЛЫ
Никола Аспориди от солдат турецкого гарнизона, что зашли в кофейню поиграть в кости, узнал о гибели Ивана Бурилы и провале побега. Хотя оба известия наполнили его сердце болью и тревогой, они не убавили ни его энергии, ни мужества.
Никола вел постоянное
Молодой Аспориди уже не раз выполнял подобные поручения. На низкорослой выносливой татарской лошаденке он выезжал из Хаджибея в степь, где встречался с командирами казачьих разъездов и передавал им сведения о том, что происходит в крепости. Этот невысокого роста юноша, белокурый, слегка курносый, унаследовал от отца черные внимательные глаза, сообразительность и смелость.
Как только начало вечереть, Никола повел сына в отдаленный угол заросшего кустарником двора кофейни. Здесь стоял глинобитный сарай, заваленный поношенной конской сбруей, старыми рассохшимися бочками, ветхими войлочными коврами.
Никола ввел сына, засветил фонарь и замкнул дверь на железный засов. Потом взял стоящий в углу дубовый рычаг, похожий на короткую оглоблю с массивной рукояткой. Конец оглобли представлял собой аккуратно обтесанный прямоугольный брусок. Отсчитав от порога сарая два шага, Никола откопал в земляном полу прямоугольное отверстие и, словно ключ в замочную скважину, сунул в него прямоугольный брусок, надавив плечом на массивную рукоятку. От его усилий стал расходиться глинобитный пол и открылась широкая щель. Когда она стала такой, что в нее смог бы свободно пролезть человек, Никола, освещая путь фонарем, первый стал спускаться по деревянной лестнице. Пройдя узкий коридор, вырубленный в рыхлой известковой породе, отец и сын очутились в небольшой подземной комнате-тайнике.
При тусклом свете коптящего фонаря Симон увидел кованые крышки двух объемистых сундуков и влажные замшелые пузатые бочки.
– Скрываясь здесь от врагов, сын мой, — сказал старший Аспориди, — в этих сундуках в черные дни ты можешь найти пищу и одежду, а в этих бочках — вино, которое утолит твою жажду. Самый хитрый враг никогда не найдет тебя, если ты закроешь вход сюда передвижным глинобитным полом.
Никола отомкнул замок одного из сундуков, поднял кованую крышку и вынул дорогой костюм зеленого бархата, широкополую шляпу, плащ, высокие ботфорты и шпагу.
– Одевайся скорее, Симон, одевайся! — торопил он сына.
Когда юноша облачился в щегольский костюм, который пришелся ему впору, Никола поцеловал сына три раза в губы и опоясал его длинной шпагой.
– Сын мой, — сказал он, обняв юношу за плечи, — Ты часто спрашивал меня, откуда твой отец родом? Я никогда не отвечал тебе на эти вопросы, но сейчас пришло время рассказать обо всем. Твой дед — грек из города Пирея. Он был шкипером на бриге и считался одним из лучших моряков архипелага. Женился он на выкупленной из плена казачке — дочери далекого Дона. Это была твоя бабка. Она-то и научила меня русскому языку. Когда мне было пятнадцать лет, отец мой за отказ перейти в мусульманскую веру был замучен в стамбульской тюрьме, мать и братья тоже были задушены
– Если ты, христианский пес, — велел передать мне паша, — не возьмешь этих денег и не пришлешь свою жену в мой гарем, будет тебе горе!
Я знал, что шутки с султанскими сатрапами плохи, и решил немедленно бежать со своей семьей из Трапезонда. В тот же вечер я вместе с твоей матерью, с тобой, сын мой, и преданными слугами тайно выехал на лошадях по гористой дороге из города. Через несколько часов нас настигли какие-то всадники. Это была погоня — слуги паши, которым он отдал приказ захватить нас и живыми или мертвыми доставить к нему в Трапезонд.
Мои слуги, греки, были храбрые люди и неплохо владели оружием. У каждого из них, как и у меня, были старые счеты с поработителями нашей родины — турецкими насильниками. Не сговариваясь, мы оказали отчаянное сопротивление нашим преследователям и, уложив нескольких из них, остальных обратили в бегство.
Но тут случилось несчастье. Отстреливаясь, один из врагов смертельно ранил твою мать. Она упала с лошади, прижимая тебя к груди…
Похоронил я ее там же, у подножия большой горы, невдалеке от дороги.
Заметая следы, я переменил фамилию и под именем Аспориди приехал сюда в Хаджибей, чтобы воспитывать тебя, чтобы мстить тем, кто с кораном и мечом хочет поработить чужие страны. Теперь настал час, когда решается судьба наша и нашего города. Более двадцати лет связан я с русскими, и если проклятые турки только заподозрят это, мне не избежать мучительной смерти. Не хочу пугать тебя, но, может быть, когда ты вернешься сюда, то не увидишь больше ни меня, ни нашей старой кофейни… И если тебе дорога память матери и родных, замученных янычарами, — верно служи России, как я верно служил.
ХIV. ДАЛЬНИЦКИЙ ХУТОР
Никола с сыном вышли из тайника в прохладную мглу ночного дворика кофейни. Оба после душного подземелья с наслаждением вдохнули солоноватый ветерок, дующий с моря. Движимые одним чувством, отец и сын посмотрели в ту сторону, где среди синевы звездного неба четко вырисовывался зубчатый силуэт крепости.
Симон неожиданно погрозил в ее сторону кулаком. Взглянув на отца, он застыдился своего порыва и хотел было потушить фонарь, но старый Аспориди остановил его: