Хаидэ
Шрифт:
— Эй, давай сюда, скорее. Нужно унести всю грязную посуду. Да шевелись, ленивая телка. Пока будут усаживать демона, нам нужно разложить цветы и шербеты. Керия, скажи ей, чего топчется!
— Пойдем, Васам. Если быстро управимся, успеем посмотреть, как демон сожрет хозяйкиных кошек. И закусит змеюкой.
Рослая Керия взяла Хаидэ за руку.
— Да у тебя кровь. Накололась, да? Пойдем быстрее, я намажу, чтоб не болело.
«Чтоб не болело. Чтоб не бо-ле-ло. Не бо-ле-ло».
В такт шагам повторяла Хаидэ, шевеля мертвыми
Плохо понимая, что делает, шла следом за Керией, таща гору тарелок, что качались и скользили в руках. Стукалась локтями о каменную стену, пропуская рабынь, торопящихся обратно с блюдами, кувшинами и чашами. Смотрела на широкую спину Керии и блестящие от пота лопатки. И еле успела остановиться, когда та замерла на пороге большой кухни, оглядывая рабочую суету вокруг очагов и столов.
— Туда поставишь и бегом в угол, я тебе мазь принесу, — скомандовала Керия, унося свою ношу.
— Эй! — раздался за спиной властный голос. И оборачиваясь, Керия испуганно склонилась, удерживая стопу посуды обеими руками. В дверях кухни стояла Канария, обмахиваясь ажурным веером, смотрела на Хаидэ, удивленно поднимая широкие густые брови. Брезгливо сощурилась, разглядывая набеленное лицо и жирно подкрашенные глаза.
— Ты чья? Из тех, что утром привели?
Хаидэ кивнула, с трудом держа верткую гору посуды.
— Почему расшвыряла фрукты? Тощая корова, благодари богов, что работы сейчас полно. А после пира — на конюшню, пять плетей.
Еще раз оглядев наказанную, отвернулась, мелькнула за ее плечом в полутьме коридора пышная фигура Этты, сверкнули торжеством черные глаза.
Закусывая губу, Хаидэ резко повернулась, ойкнул испуганно мальчишка, удерживая на голове большую корзину. И с грохотом тарелки полетели на пол, а сверху, на прыгающие осколки посыпались из улетающей в угол корзины, сверкая мокрыми боками, искусно приготовленные медовые ягоды. Запищав, упала, поскальзываясь, чернокожая девчонка с метелкой и села на задницу в гору испорченного десерта, чавкнув. Вытаращила перепуганные глаза.
Канария медленно повернулась, опуская полную руку с веером.
— Ты… продам утром, в веселый дом. В перистиль ни шагу! Гетей, дай ей тряпку, пусть ползает, пока все не вылижет языком! Да проследи!
Швырнула веер в лицо все еще сидящей на месиве девочки и быстро пошла по коридору, раздувая ноздри и шепча проклятия ленивым и бестолковым рабыням, которых некому кроме нее научить работать.
Подходя к арке, ведущей во внутренний дворик, покусала полные губы, улыбнулась в темноту гостеприимной ласковой улыбкой. И, приосанясь, понесла крупное тело к гостям, распоряжаться десертом.
В кухне Керия, сочувственно покачав головой, приняла большой поднос и бережно понесла его на пир. А Хаидэ оглянулась на двух мужчин, что скалясь, теснили ее к измазанному полу. Один тыкал в грудь кулаком с зажатой в нем ветошью.
— Слышала, что сказала госпожа? Давай, нагибайся, а мы проследим!
— И старайся! Следи-и-им, — добавил другой, упираясь руками в колени, уставился на маленькую повязку, обернутую
Княгиня встала на колени, собирая руками осколки, и прислушиваясь к беготне за спиной. Возила тряпкой, пытаясь собраться с мыслями. Но в голове бился, становясь все громче, жаркий шепот Техути и его насмешки над Мератос. Твердые ножны со спрятанным в них узким кинжалом покалывали кожу на животе, когда она наклонялась. Когда один из надзирателей, нагнувшись, смачно шлепнул ее по заду, Хаидэ еле сдержалась, чтоб не вскочить, втыкая острие в сердце раба. Но — сдержалась.
Она уже не хотела возвращаться. Видеть Техути не было сил. Он там сейчас снова приказывает рабам, руководит музыкантами, посматривает на Канарию и красивые губы его кривит тайная усмешка. Он взял Мератос, чтоб досадить Теренцию, это было понятно по тону и словам, с которыми обращался к несчастной дурочке рабыне. А когда нашептывал указания Хаидэ, принимая ее за одну из послушных служанок, она поняла и другое — хотел досадить и Канарии. Она сама знает, что такое тайные ответы. Это знает любая женщина, уж так устроены те, кто слабее мужчин. Разят их другим оружием. Но он ведь мужчина. А она? Как же она была слепа…
— Шевелись! — Жесткие пальцы босой ноги пнули ее под ребра.
«Убить»…
Она прикрыла глаза, чтоб избавиться от багровых кругов гнева, отползая на коленях от хохочущего мужчины.
«Чего ты ждешь? Убей его! Сейчас!»
Тряпка проволочилась по плиткам, собирая сладко пахнущую горку раздавленных ягод, перемешанных с рыже-черными осколками.
«Даже без ножа, любым осколком — убей. Пальцами выдави глаз, или расшиби горло. И уходи»…
Мысли стучали, как быстрые дождевые капли, падали скопом, не дожидаясь очереди. И за несколько движений руками княгиня увидела — падают ее сторожа, а за ними еще несколько, и, может быть, эта девчонка, что сидела с разинутым ртом, а после — ночные улицы, бежит под луной к дому Хетиса полуобнаженная рабыня с набеленным лицом и красным жирным ртом. Бежит, так ничего и не совершив.
«Ты узнала, что хотела, чего же еще».
Узнала. Но было еще что-то…
Собрав месиво в испорченную корзину, Хаидэ поднялась, вытирая красные от сока руки. Внимательно посмотрела в лица обоих мужчин, запоминая. И повернулась уходить.
— Куда? — загремел один, рыжий и мосластый, будто сбитый из криво расщепленных досок, — госпожа сказала, чтоб носа не казала к гостям!
— Я смою грязь, — Хаидэ подняла перед собой красные, будто окунутые в кровь, руки.
— Обойдешься! Гетей, тащи ее на конюшню, чего ждать.
Гетей, так густо поросший курчавым коричневым волосом, что казалось странным, — говорит, а не рычит по-медвежьи, радостно гыркнул и, хватая Хаидэ за плечи, толкнул ее к дальнему выходу из кухни.
«Славно»…
Она опустила голову и пошла между мужчин, держа перед собой грязные руки. Выходя из жаркой кухни, полной запахов еды и гулких звуков, ступила в тихое пространство заднего двора, с одиноким толстым деревом у стены.