Хаидэ
Шрифт:
Мужчина выдернул полу из ее рук и, наклоняясь, сказал:
— Никто и никогда не плевал в лицо Кесмету.
Повернулся и ушел, ничего больше не говоря.
Старик забрал Лахью. Пять лет она прожила у него в доме, ублажая высоких гостей, что приглашались для совершения сделок. И слава о сладкой Лахье, женщине без сердца, но с тысячью любовных умений, текла по всей стране, заставляя мужчин вздыхать от зависти, и мечтать — хоть несколько мгновений провести наедине с обнаженной красавицей.
А
— Я хорошо потрудилась на тебя, хозяин. А могу потрудиться еще лучше. Дай мне свободу, старик и за три года я выплачу тебе три мешка золота.
Старик засмеялся, вытирая сушеной рукой слезящиеся глаза.
— Да где же ты возьмешь их, сладкая Лахья? Чем заработаешь?
— Своим телом, хайя Энете. Ему скоро стареть, и через время к чему тебе сморщенная рабыня на кухне, что не умеет ощипать курицу и испечь хлебов? Но пока, смотри…
Встав перед ним, одно за другим медленно скинула Лахья свои покрывала. Подняла руки, звеня браслетами. И повернулась. Глянула из-под тяжелых ресниц.
Смолк смех старого Энете. Опустились, дрожа, руки.
— Как ты делаешь это, Лахья? Каждый день вижу я тебя и частенько ночами беру твои ласки. Но никогда так не билось мое старое сердце!
— Каждый из нас что-то умеет. Я училась, старик. На всех мужчинах, которых ты приводил ко мне.
Энете прокашлялся, пытаясь отвернуться, но голова не хотела, глаза открывались все шире, а уши вытягивались будто у зайца, чтоб не пропустить ни одного вздоха, ни одного шепота женщины, подобной небесному демону айши. Но все же попробовал возразить:
— А если останешься, то и умение твое останется вместе с тобой, Лахья. Я буду брать за тебя дороже.
— А ты меня заставь…
Сказала и отвернулась, накинула покрывало и села у окна, смотреть на улицу и пощипывать струны саза. И будто солнце ушло навсегда.
Ахнул Энете, сползая с высокого ложа, всплескивая руками, забегал, прихрамывая, суетился рядом с красавицей, приседал, заглядывая в холодное лицо.
— Посмотри на меня, сладкая Лахья, посмотри так, как только что! Умру без твоего взгляда, без сладкого дыхания на моей шее. Посмотри, дочь лисицы, а то прикажу всыпать плетей!
— Прикажи. Это умение силой не повернешь. Радость покорности не сродни, старик. Для покорности купи себе девок.
— Я согласен! Дам тебе вольную. Но не уходи, не бросай старого Энете, подари мне блаженство!
Старый саз мягко лег на постель, пропев тонкими струнами. Поднялись смуглые руки, расстегивая золотые булавки. Зазвучал женский голос, полный любовного меда.
— Напиши мне пергамен. И клянусь, ты получишь столько, сколько сможешь осилить. Я буду с тобой до самого
Не одеваясь, она сидела на покрывале, солнце стекало горячими бликами по гладкой коже, трогая пушок на ложбинке спины. А старик притопывал, крича и распоряжаясь. Сдувая с губы пот, писал слова и ставил подпись. А после с поклоном отдал свиток Лахье и выгнал рабов. Скидывая туфли и забираясь под полог, расшитый звездами, предупредил, спохватившись:
— Три мешка, сладкая Лахья. Три… меш-ка-а-а-а…
Темной блестящей коброй встала над ним смуглая женщина, прекрасная, как удар ножа на ярком солнце. Смеясь, опустила руки на старое тело. И полюбила старика так, что сердце его выдержало лишь сотую долю тех ласк, что умела и знала Лахья.
— Прощай, старый шакал. Мой тебе подарок — ты умер от счастья.
Не оглядываясь на скорченное тело и раскрытый в последней судороге рот, Лахья надела все ожерелья, унизала запястья браслетами, застегнула на щиколотках все поножья, препоясалась поверх богатого платья десятью золотыми поясами и семью серебряными. И взяв в руку пергамен с вольной старого Энете, ушла. Исчезла из города.
В воде плеснула рыбина и Хаидэ быстро оглянулась: стражи сидели у дальнего костра, чей свет ложился на тихую воду длинной полосой. И снова уставилась на Фитию, что сидела у их маленького костра, выпрямив спину и положив руку на колено. А девочки вокруг, не отвели от старухи глаз — ни одна. Полуоткрыв рты, ждали. Но та молчала. И Силин не выдержала.
— Навсегда? — голос звучал требовательно и с надеждой.
— Нет, — ответила Фития, — но уже поздно.
— О-о-о, — девочки разочарованно загомонили, по-прежнему не отводя глаз от рассказчицы.
Но та усмехнулась и поднялась, оправляя длинную юбку. Уходя в темноту, сказала:
— Утром натаскаете пресной воды, чтоб была.
Ахатта, очнувшись, обвела девочек глазами.
— Нянька Фития что сказала. Быстро спать. Завтра весь день будем стрелять из лука.
Переговариваясь, два десятка девчонок исчезали в тростниках и после, быстро умывшись, расходились по маленьким палаткам, по двое и трое, ворочались внутри, горячо шепчась о сладкой Лахье и коварных мужчинах. А Ахатта пошла в темноту, приминая полынь сапожками.
Зачем старая рассказала эту историю? Да понятно, зачем. Но разве ей, Ахатте, что с двенадцати лет знала лишь одного мужчину, а прочие женские умения взяла только единожды, когда лежала под одним из шестерки жрецов, разве же ей справиться с такой наукой? Ее бы кто научил, а тут девчонки — смотрят, ловят каждое слово. Старуха права, черные Осы должны не только жалить. Женщины не мужчины, и умение побеждать должно быть женским. Иначе всегда они будут уступать мужчинам.
Остановилась и позвала в темноту, прислушиваясь к еле слышным шагам и дыханию: