Хаидэ
Шрифт:
— Ой, ну и куда? — расстроилась Силин, — ни денег, ни дома. И мужа нет.
— Почему же нет? Она шла и шла, и встретила, угадайте кого?
— Акешета? — выдохнула Айя, боясь поверить в счастливый конец, — того, что пел, да?
— Правильно. На то людям боги, чтоб править их земной путь. За свой поступок Лахья получила награду. Маленький дом, полный любви. Мужа, что сам разыскал ее. И сына.
Хаидэ повернула голову и внимательно посмотрела на неподвижный профиль Фитии. Та сидела без улыбки, слушала, как девочки с облегчением
— А на самом деле, как было, Фити?
— Так и было, птичка.
— Но…
— Только недолго. Через год Акешет погиб в бою. А сына унесла лихорадка. Лахья снова оставила дом и ушла из тех краев навсегда. Она хотела вернуться в родные края, на пепелище славного города Ремт, чтоб умереть на могиле близких. Но по дороге попала в плен, и ее купил князь, чтоб прислуживала его женам. А потом нянчила его дочь.
— Фити…
Хаидэ, потрясенная, прижалась к каменному плечу, взяла руку няньки и прижала к своему лицу.
— Фити, родная моя. Бедная моя Фити…
— Ты меня не жалей, птичка. Матерь Азнут была милосердной, на самом деле она оставила Лахье память. Чтоб та до смерти помнила, бывает год счастья, что на весах тяжелее семи лет ожидания мести. Да и потом, можно ли мне роптать? Жизнь сложилась, как нужно. Ты у меня есть.
— Я бываю такой, такой глупой, глупее пня в лесу!
Нянька отняла руку и обхватила княгиню за плечи. Засмеялась, кивая.
— Бываешь да. И очень часто. Думаешь, я зря рассказала эту историю? Я стара, а Ахатта не умеет. Этому вот, женскому тайному, что побеждает мужчин, придется учить девочек тебе. И я по себе знаю — это очень опасное оружие и оно помогает достигать цели.
Хаидэ нахмурилась. Днем она побывала на поляне, где девочки стреляли, и сама с удовольствием целилась в стволы старых коряг, показывала, как не поранить пальцы, натягивая тетиву, как не глядя выхватывать стрелу из горита. Но это? Вспоминать годы в доме Теренция, говорить о них, перебирая в памяти жадные лица, искаженные похотью? Вспоминать тщательно и говорить подробно… Как же не хочется. И так советники косятся недовольно и пожимают плечами вокруг возни Ахатты с девчонками. Но их утешает, что черная женщина ядов будет занята и при деле. А теперь и Хаидэ будет возиться с теми, кто захотел переплюнуть мужчин. Но, а кто?
— Хорошо, Фити. Ты права. Я буду говорить с ними.
— Вот и славно. Значит, не зря я трудила горло. Пойдем в лагерь, пора уж.
Вступив в освещенный круг, Фити задержалась, отходя к женщине, что у своей палатки чистила пучком травы котелок, и, тихо поговорив, догнала княгиню, беря ее за рукав.
— Я лягу снаружи, у дальнего костра. А ты там разберись со своим. Сердечным.
— Я? Техути… он что…
— Иди.
Ничего больше не сказав, ушла, прямо держа спину, а Хаидэ, закусив
— Тех, зачем ты тут?
— Тише, любимая. Никто не видел. Иди ко мне.
— Нет. Ты не должен. Это палатка княгини, и я жена Теренция. Законная жена.
Руки исчезли.
— Ты гонишь меня? — голос был полон холодного удивления, — спишь со мной, и все твои воины знают это. И гонишь меня из своей палатки. Боишься?
— Я не боюсь! Но так нельзя. Да. Знают. Но каждый может взять себе кого-то для любви. У вождя кроме жен всегда есть наложницы.
Из темноты донесся смешок.
— Значит, я — твоя наложница…
Хаидэ сжала кулаки, опуская и на колени.
— Прости. Я не виновата, что я женщина, но и вождь. Мой брак был заключен на пользу племени. И он не мешает моему мужу спать с рабынями. Мератос… Он дарит ей мои вещи. Ну как объяснить тебе! Ты не Мератос. Но и не муж мне, пойми. Я должна соблюдать законы.
— Да.
— Знаешь, если бы ты был тоже вождем. Например, племени степных скифов, то мы с тобой не смогли спать вместе, пока не умрет мой истинный муж, и я не стану вдовой перед богами. А так мы можем. Разве это плохо? Ведь я люблю тебя. И не смогу без твоего тела.
— Только тела? Хаи! Только тела?
— Да нет же! Я говорю, если — вождь, все было бы у нас, кроме нашей ночной любви — встречи, разговоры, поездки, битвы. Но ты советник, и мы можем… так к чему искать сложностей, Тех? Их не надо в любви. Все и так сложно.
Темнота молчала, дыша. Хаидэ ждала, снова хотела говорить и не хотела, ругая себя за то, что оправдывается. Ну как сделать, чтоб он понял?
— Я понял, любимая. Жаль только, что я никогда не буду равным тебе. Всегда ниже, всегда позади…
— Теху…
— Помолчи. Даже если ты засыплешь меня дарами и чинами, это будут твои милости. Даже если я заслужу славу в боях, это будут твои бои, потому что куда я от тебя? Я ухожу. Если захочешь, буду ждать в степи, у камня-клыка. Там и лягу, если не сможешь прийти.
— Спасибо тебе, любимый мой. Я приду. Скоро. Не засыпай без меня.
Египтянин вздохнул и зашуршал у задней стенки палатки.
— Тех, — осторожно сказала княгиня, — не надо там. Выйди через свет, к костру.
— Меня же увидят?
— Да. Пусть видят, что ты пробыл недолго. И ушел сразу, как я вернулась.
— Глупости. Я уйду так же незаметно, как пробрался, тут есть дыра в шкурах.
— Тех… весь лагерь уже знает, что ты прокрался и лежишь тут, ожидая меня. Выйди так, чтоб тебя видели.
Она сидела в темноте, протягивая руку. Но он прополз мимо, не прикасаясь. Откинул шкуру и выбрался наружу.
— Не боишься, значит, — усмехнулся и ушел, направляясь к большому костру, где караульные играли в кости.