Хакер и Маргарита
Шрифт:
Передо мной лежал распростертый дядя Коля, пенсионер-ветеран из соседнего подъезда. Вот уж кого я никак не ожидал здесь увидеть!
– Это кто? – спросил я у Равиля. Мне хотелось, чтобы мальчишка дал свою версию случившегося и охарактеризовал покойного.
– Это дядя Коля, шилом трахнутый, – спокойно ответил Равиль.
– Что-о? – мои брови полезли вверх от удивления. Ну и нравы, однако...
– Шилом трахнутый. Или просто Шило. Прозвище у него такое было. Он сам мне об этом говорил, – еще с тех времен, когда он татар из Крыма в Сибирь выселял, –
– Он что, знал твою маму с тех самых давних времен? – удивился я. – И они случайно встретились? Как ты думаешь об этом?
Я сказал это на всякий случай. Уж больно это мелодраматический ход, напообие сюжетов каких-нибудь грядущих отечественных сериалов.
– Нет, что вы! – заверил меня Равиль. – Мамы тогда еще на свете не было!
– Так что тут у вас произошло? – спросил я, поднимаясь с колен.
Возле трупа валялся тот самый нож, которым Равиль резал вчера хлеб.
– Ночами я грузчиком подрабатываю в комках на вокзале, – начал Равиль, усевшись на табурет и зажав ладони между колен. – Сегодня удалось вернуться немного пораньше, а тут – он...
Мальчик кивнул на бездыханного дядю Колю-Шилом-Трахнутого.
– Ну и... – подбодрил я малолетнего убийцу. – Дальше-то что было?
– Я прихожу, а он тут шарит, все золото мамино выгреб, – пояснил Равиль.
– Золото? – удивился я.
– Ну да, мамины фамильные украшения, – подтвердил Равиль. – Мама ведь из очень богатого старинного рода. У ее родственников был двор в Ялте. Кое-что осталось с тех времен.
Мой взгляд остановился на свертке, который лежал возле трупа.
– Да-да, это здесь, в газете. Знаете, мама никогда ничего не продавала, даже когда совсем туго приходилось. То есть, почти ничего, – тет же поправился Равиль. – Лишь недавно... Ну, это неважно.
– Очень даже важно, – возразил я, поднимая сверток. – Еще как важно.
Это была старая газета «Труд» – аж за ноябрь 1971 года. На пожелтевшей первой странице с трудом различались фотографии партийных вождей, топчущихся на Мавзолее во время очередного парада.
Я развернул сверток и обомлел. Господи, да тут же целое состояние.
Тяжелые массивные цепи, которые с трудом можно было назват бусами, – скорее, веригами, если бы они не были изготовлены из золота высочайшей пробы. Дутые кольца, украшенные ажурной резьбой. Наконец, заколки, броши, серьги с драгоценными камнями и без.
– В общем, – продолжал Равиль, – когда я вернулся домой, и дядя Коля меня увидел, то бросился ко мне вот с этим самым ножом. Одной рукой в горло вцепился, другой замахнулся...
Мальчик невольно зажмурился, припоминая подробности этого страшного происшествия.
Его рука машинально потянулась к горлу и, оттянув свитер, он погладил себя по кадыку. На коже действительно виднелсь пятна синяков.
– Я выхватил у него нож, – медленно проговорил Равиль. – Дядя Коля был очень неловкий, он никак не хотел золото из рук выпустить... В общем, я ударил его в спину. Видите, вон туда.
Он указал пальцем на едва заметный след на пиджаке трупа.
– А
– Потом он охнул и обмяк, а я выбежал на улицу и какое-то время сидел в кустах возле насыпи. Шли поезда, грохотали цистерны, а я сидел и думал, что вот, только что убил человека. Из-за золота. Хоть и грабитель, а грех. Теперь меня посадят в тюрьму, а мама останется одна. Я знаю, что она без меня не выживет, – совсем уже потерянно закончил рассказ Равиль.
Осмотрев рану, я наклонился к посиневшему лицу покойника. Потом выпрямился и оглядел стол, стоявший возле стены, сразу направо от входа.
– И я решил позвонить вам, – с надеждой проговорил Равиль.
– Скажи мне, ты возвращался домой после того, как убежал? Перед тем, как позвонить? – спросил я, внимательно глядя на мальчугана.
– Нет, – честно ответил Равиль. – Я... я боялся – вдруг он мертв. Или жив...
– Тогда слушай, – сел я рядом с ним. – Я думаю, что ты его не убивал, ясно?
– Совсем не ясно, – удивился мальчик. – Но я же его... ножом...
– Ножом ты его, конечно, ударил. Но, видишь ли, рана настолько поверхностна и ничтожна, что не могла послужить причиной смерти. Грабитель охнул от неожиданности и ты, улучив случай, выскользнул из его хватки и убежал, – объяснил я.
– Но он же мертв, – ткнул пальцем Равиль в бесчувственное тело, загромождавшее проход. – Значит, его убил кто-то еще.
– Абсолютно мертв, – подтвердил я. – Дядя Коля, он же Шило, разумеется, перепугался, когда ты чиркнул по нему ножом. Он поднялся, убедился, что его жизни не угрожает опасность и решил сматываться. Или бежать за тобой, чтобы устранить свидетеля. Так что тебе, можно сказать, крупно повезло, парень.
– Я ничего не понимаю, – недоуменно проговорил Равиль. – Кто же его убил?
– Он сам с этим прекрасно справился, – сказал я. – Ответь-ка мне, что у вас хранилось в бутылке из-под водки, что на столе стоит?
Я кивнул на поллитровку «Вечерний Тарасов», высившуюся на бумажной скатерти.
– Нарезведенный ацетон, – ответил Равиль. – Я куртку отчищаю после работы. А что?
– А то, что дядя Коля, завидев поллитру, решил поправить силы и, налив стакан, залпом хватанул его содержимое, – внес я окончательную ясность. – Этой дозы вполне хватило бы, чтобы отправить на тот свет и здорового мужика, а не ветерана карательных войск.
– Вы серьезно так думаете? – встревожился Равиль. – Но это ничего не меняет.
– Почему?
– Ну, – смутился Равиль, – милиция решит, что мы сами его отравили.
– У меня есть кой-какие мысли на этот счет, – успокоил я мальчишку.
Я достал свою «сотку» и начал набирать номер Аслана Макарова. Придется соседу-пэпээснику еще разок оказать мне помощь.
– Расскажешь милиции все, как было, – говорил я Равилю, пока нажимал кнопки. – Приедет мой хороший знакомый, и он отнесется к тебе по-человечески. То есть, как и полагается относиться к другим людям, даже если ты работаешь в милиции. Но...