Хамза
Шрифт:
У каждой труппы свой вагон. Ещё один вагон - походная типография. Ещё один - киноустановка. А большую часть теплушек занимал кавалерийский эскадрон - охрана поезда. Командиром эскадрона и начальником всего эшелона по ходатайству Хамзы был назначен решением Реввоенсовета Туркестанской армии Степан Петрович Соколов. Хамза руководил театральной частью, кино и типографией.
Поезд двигался еле-еле, в гору. Степан и Хамза сидели на открытой платформе, которая во время спектаклей служила сценой. Соколов курил,
А на соседней платформе среди декораций Зульфизар учила узбекским танцам актрису русской труппы Машу Кузнецову.
Аккомпанировал на гармошке молодой боец. Он тоже разучивал незнакомую мелодию. Пальцы не слушались его. И зрители, кавалеристы эскадрона, занимавшие крышу следующей теплушки, посмеивались над аккомпаниатором.
– Красивая женщина, - глядя на Зульфизар, сказал Соколов.
– Что, что?
– не понял Хамза.
– Красивая, говорю, бабёнка, Зульфизар-то наша.
– Да, да, красивая, - рассеянно согласился Хамза.
– И Маруся тоже ничего...
– Что?
– Да ты оглох никак, парень? Или ослеп? Красоту вокруг себя не замечаешь.
Хамза засмеялся и поправил наброшенную на плечи шинель.
– Смотри, Степа, хлопок цветёт, отары овец бродят, кони пасутся, на бахчах дыни лежат, арбузы, а в садах виноград висит, яблоки, гранаты... А как цветники хорошо пахнут!
– Где арбузы? Где виноград?
– завертел Соколов головой.
– Какие ещё дыни?
– Да вот же они, вокруг нас... И синие реки текут, и голубые арыки...
– Где реки?!
– вскочил Степан, испуганно озираясь.
– Нет никаких рек, и арбузов нету... Одна пустыня жёлтого цвета.
– Будут, Степа, обязательно будут... За что же мы тогда бьёмся с басмачами и баями?
Соколов сел, погрозил Хамзе пальцем.
– Пьесу, что ли, новую сочиняешь?
– Нет, просто мечтаю.
– О чём?
– О будущем...
Степан подкрутил усы, подтянул голенища хромовых сапог.
– Ты лучше вон туда погляди. Красивые женщины Зульфизар с Марусей, а?
– Я вижу... Когда-нибудь все женщины будут такие же красивые... И вообще все люди на земле, наверное, в будущем будут очень красивыми... Ты знаешь, Степан, мне иногда хочется написать что-нибудь такое, где сразу будет всё: и как мы жили раньше, как боролись против царя, как воевали с баями, и как ехали через пустыню вот на этом поезде, выпускали газеты, листовки, показывали кино и спектакли... Чтобы люди из будущего узнали нас, чтобы мы не пропали для них, чтобы они увидели нас, наше время и вот этот наш поезд...
На соседней платформе звуки узбекского танца сменились плясовой мелодией - теперь уже Маруся Кузнецова учила Зульфизар "барыне".
– "Ба-арыня, барыня, сударыня-барыня!" - захлопали в такт музыке сидевшие
Зульфизар, как опытная танцовщица, сразу усвоила рисунок пляски и уже притопывала каблучками, полоскала поднятой над головой косынкой.
– Такое на ходу не напишешь, - убеждённо сказал Соколов.
– Для этого тебе требуется условия создать подходящие. И создадим, дай срок.
– А Маяковский?
– спросил Хамза.
– Разве он ждал особых условий?.. Писать надо сегодня, сейчас, здесь!
– Ну так и пиши, о чём разговор? Бери карандаш и пиши...
– Степан встал, потянулся, тряхнул плечами.
– Пойти, что ли, поплясать? А то ноги что-то затекли. Больно уж хорошо Маруся "барыню" показывает.
Он ушёл на соседнюю платформу. Хамза достал карандаш, положил на ящик с патронами тетрадку, расправил её... Написал несколько слов, остановился. Карандаш, словно упрямая лошадь, не двигался дальше, не хотел писать. Слова сталкивались, топорщились, рассыпались.
Он посмотрел направо, задумался... Жёлтые барханы однообразно тянулись до самого горизонта. Платформу качало из стороны в сторону... Вдруг вспомнился почему-то Умар-палван, погибший в последние дни кокандских событий. Накануне мухтариата он как раз вернулся из мардикерства на родину, но дни его были сочтены. Эх, судьба!.. Бандиты Эргаша надругались над сильным телом Умара - выкололи глаза, отрубили руки и ноги...
Говорили, что сам Эргаш пытал Умара-палвана... Страшную клятву дал Хамза над изуродованным телом друга юности - отомстить!.. Но Эргаш ушёл тогда из города, и Кара-Каплан ушёл. Ничего, ещё встретимся...
Поезд неожиданно замедлил ход.
– Банда на горизонте!
– закричали от паровоза.
– Полотно впереди разобрали!
Хамза вскочил, сунул в сапог карандаш и тетрадь. Затянул ремнём шинель. Схватил лежавшую рядом винтовку, щёлкнул затвором, досылая патрон в патронник. Закрыл затвор. Спрыгнул на землю.
Степан Соколов уже бежал к эскадронным теплушкам.
– Выводить лошадей!
– кричал он зычным голосом.
– На конь!..
Много раз приходилось агитпоезду отбивать нападения басмачей. Но однажды...
Давали спектакль в десяти километрах от железнодорожной станции. Ночью из полуэскадрона, остававшегося охранять типографию и киноустановку, прискакал израненный всадник.
Бандиты захватили эшелон, все бойцы, сражавшиеся у вагонов до последнего патрона, погибли в неравном бою - басмачей было во много раз больше. Под угрозой расстрела на месте главарь шайки заставил паровозную бригаду развести пары. Эшелон угнали.
Долго и мрачно думал Степан Петрович Соколов о том, что делать дальше. Хамза предлагал вернуться на станцию, но Соколов принял другое решение.