Хамза
Шрифт:
– Молодец!!
– крикнул с трибуны Хамза.
– Молодец!!
– присоединились к нему Амантай, Алиджан и Камбарали.
К огню приближалась Мехри. За ней гуськом шли десятка полтора девушек.
Мехри остановилась около костра. Что-то злобное закричала из-под паранджи какая-то старуха.
– Смелее!
– сложил ладони около рта Амантай.
– Не бойся никого! Я с тобой!
Мехри освободилась от паранджи.
– Подруги!
– обернулась она к остановившимся позади неё девушкам.
– Мы договорились, не забывайте...
И, глубоко вздохнув, набрав
– Сколько лет можно задыхаться под этими тряпками! До каких пор мы будем скрывать свои лица! Хватит! Люди хотят знать и видеть, кто мы такие!
– И она так яростно бросила в костёр, подняв тучу искр, свою паранджу, будто избавилась от злейшего врага.
– Сгори ты, проклятая!
– вошла в азарт Мехри.
– Превратись в пепел!.. Чтобы больше никогда не надевать на себя этот мешок!
Что-то кричала в толпе злобная старуха, проклиная забывших бога бесстыдниц, Санобар и Мехри. Некоторые мужчины, ничего не знавшие о том, что в этот день женщины будут сжигать паранджи, и оскорблённые неслыханным поведением Мехри, вышли из толпы и двинулись к ней, возбужденно размахивая руками.
– Пошли!
– быстро сбежал с трибуны Хамза.
Амантай, Алиджан и Камбарали бросились за ним.
Но возмущённых уже заталкивал обратно в толпу активист Каримджан. С ним, недовольно оглядывая его обтянутые халатом бугристые плечи, никто, конечно, связываться не собирался.
– Красавицы!
– шутливо отвесил напуганным проклятиями неуёмной старухи девушкам низкий поклон председатель артели Камбарали.
– Что же вы стоите не шелохнувшись? Или не хотите сбросить с себя эти наряды ваших бабушек?.. А как же вы тогда будете работать у нас в артели? Как я узнаю, кто из вас что сделал? Как я буду выписывать вам трудодни, а? Ведь я могу всё перепутать.
Мебува, вернувшийся к своей старухе, неодобрительно поглядывал на нее. Ещё утром жена обещала ему, что не заставит его краснеть перед народом. И вот опять заупрямилась. Мебува, показывая свое недовольство, сделал нетерпеливое движение.
– Состарился, а не остепенился, - заворчала старуха.
– Ну хорошо, я не буду ходить в чачване!.. Но зачем в костёр добро бросать? Сгодится дома на какие-нибудь заплаты... Ишь, насупился, прямо снег из бровей идёт.
Рядом с ней стоял йигит, очень похожий на Мебуву. Это был их сын. Старуха зашла ему за спину и стащила с себя паранджу.
– Иди, сынок, брось её в огонь. Пускай уж твой отец будет совсем доволен. А то ему было мало, что он открывал сегодня памятник.
Мебува усмехнулся и удовлетворенно забрал бороду в кулак.
Сын отправился в сторону костра, старуха стыдливо закрыла лицо руками, и тут к ней подбежала Санобар, обняла её и расцеловала.
– Вай, айи-джан! Как хорошо, что вы тоже открылись!
Эта поддержка старшего поколения прибавила решимости девушкам. Один за другим исчезали в огне их чачваны. Хамза, как только очередная паранджа летела в огонь, делал знак музыкантам, и карнаисты и сурнаисты оглушительным трубным гласом приветствовали конец каждой паранджи.
Скоро на площади не осталось ни одной женщины в парандже. Те, кто
Карнаи и сурнаи не умолкали теперь уже ни на секунду.
Торжественные их звуки оглашали горы, оповещая весь кишлак, всю долину о том, что в Шахимардане началась новая жизнь - без паранджей.
Взволнованный Хамза вернулся на трибуну. Он был счастлив.
Он испытывал величайшее удовлетворение. Усилия его не пропали даром. На глазах, зримо, менялся социальный облик времени.
Никакая литература - ни стихи, ни пьесы, ни песни - никогда не давала ему таких высоких творческих ощущений, какие дал сегодняшний день. Потому что это было социальное творчество - прямое революционное творчество многих людей, народа. За один только этот день не жалко было отдать несколько лет жизни.
– Дорогие матери и сёстры!
– сказал Хамза, радостно глядя на открытые лица женщин.
– Я поздравляю вас с ещё одной победой! Вы покончили с прошлым, впереди у вас новая жизнь!.. Она принесёт вам много радостей!.. Идя по пути Ленина, вы обрели свободу. Слава Ленину!
Ему хлопали все.
Хамза прочитал свои стихи "Узбекским женщинам и девушкам". И снова ему аплодировала вся площадь.
Он подал сигнал, из красной чайханы к памятнику Ленину вышли пятьдесят учеников школы "Дехканин", недавно открытой Хамзой для самых маленьких жителей кишлака. В руках у каждого был красный флажок, на шее - красный галстук.
Дети выстроились перед трибуной и хором начали декламировать:
– Взошло солнце свободы! Не льются больше слёзы угнетённых! Наши отцы сожгли короны и троны, народ обрёл счастье!
Ленин наш отец - никого мы теперь не боимся!
А на трибуну вбежал Алиджан. Подняв руку, прося тишины, он громко начал читать стихи:
Сердца людей, измученных в борьбе, Призвавший Ленин! И нищих, и рабов в одно сплотивший - Ленин! К последним схваткам нас зовущий правдой слов, Тиранов и владык в бою разбивший - Ленин! Пусть люди станут боевой горячею стеной, Вздымая красный стяг - сказал народам Ленин! Простой и ясный друг ведёт к свободе нас, К победоносному труду, к богатству жизни - Ленин!На площади перед трибуной раздались громкие аплодисменты.
– Эти стихи написал наш Хамза!
– крикнул Алиджан.
Слушатели захлопали ещё громче.
А на одной из боковых улочек, круто поднимающейся вверх, невидимые с площади, стояли шейхи.
Шейхи не смотрели друг на друга. Молча, растерянно и злобно наблюдали они за торжествами на площади. Как необычно и шумно ведут себя некогда тихие, послушные и покорные им во всём шахимарданцы!
Было ясно - времена покорности и послушания прошли.