Ханидо и Халерха
Шрифт:
Куриль неожиданно двинул ногой, и разложенные кости полетели куда попало.
— Гадание и шаманство — одно и то же! — сказал он. — А люди наши разучились гадать на костях.
Ланга не поверил, однако, что Куриль не понял смысла его слов. А гнев не испугал его.
— Но если светлая вера отвернется от нас, — сказал он, — то и ты людям нужен не будешь.
И только теперь властелин опомнился.
— Вы опять собирались ночью? — спросил он.
— Да, — ответил Ланга. — Если ты для нас хорошее делаешь, то почему не считаешься
Поднявшись на ноги, Куриль зло прищурился, как-то поджал губы и, все-таки сдерживая себя, сказал:
— Если ты хочешь помочь мне, то иди к нашим и передай мое распоряжение: сегодня все должны совершить обряд умывания. Все — дети, взрослые, старые, убогие. Иди. Но прежде заверни к Чайгуургину и ламуту Косчэ Татаеву — пусть они сразу ко мне идут. А больше никакой помощи мне не надо.
— Хорошо, — ответил Ланга, тоже прищурившись. — Но я пойду только к своим, к юкагирам. А посыльным пусть у тебя бегает Косчэ-Ханидо. Я для этого стар.
И он ушел.
Не было никакого труда догадаться, что Косчэ-Ханидо вчера вечером не заходил к Халерхе. Вот и злится Ланга. Значит, недовольны и люди.
Куриль направился в малый тордох.
Еще не закрыв за собой сэспэ, он позвал:
— Адо, ты спишь или проснулся?
Косчэ-Ханидо сразу же вышел на голос.
— Ты вчера не сделал то, что я тебе приказал?
— Не сделал, дядя Апанаа. Я не мог.
— Так ничего не получится дальше. У тебя жизнь такая, что ты должен все делать — можешь или не можешь.
— Дядя Апанаа, я вчера ночью понял, что из меня не выйдет такой помощник, какой тебе нужен…
От этих слов у Куриля подломились ноги. Он сразу вспомнил скрюченный палец Нявала, которым он тыкал себя в грудину: "Вот тут что-то такое есть, чего и переломить нельзя…"
Чтобы не повторил Косчэ-Ханидо этих слов, Куриль просто сказал:
— Она мне то же самое говорила.
— В этом и дело. Она же глянет на меня как на бычка, а я на нее — как на важенку. Не могу.
— Но народ ждет вашей встречи. Пурама меня чуть за грудки не схватил, когда я не стал говорить о свадьбе.
— Глупый народ! — с жаром сказал Косчэ-Ханидо. — Что я им — сказочный богатырь? Я мужицкий сын. Но ведь и в сказках богатыри… чувства имели.
— В сказках! А в жизни как? Отдают — и все. Ладно. Народ, правильно, глупый. Но надо. Покажись и уйди.
Огромное стойбище умывалось.
О, это было событие перед крещением!
С самими юкагирами было не просто. Юкагиры не так давно стали мочить свои лица. Началось это с крещения новорожденных, которых смельчаки повезли в острог. Там детей окунали в лохань, и поп настаивал, чтобы взрослые тоже мыли руки и лица. Еще раньше Куриль стал на виду у всех обливать из медного чайника свою лысую голову, а жена его мылить и полоскать волосы в гремящем железном корыте. Но все это было не постоянно. Кому захочется полоскаться
Впрочем, обряд умывания многими так прямо и понимался: мочить лицо, а не грязь смывать. Правда, в божьи праздники, особенно почему-то в егорьев день, весной, руки и лица пенили мылом. Малые дети, глубокие старики в счет не шли. И к бегающей ребятне не очень-то приставали. В острогах взрослые слышали, как русские женщины жалуются — их дети тоже неумытыми бегают…
Сегодня день был холодный, с сизым морозным ветром. И умываться надо было всем, по-настоящему умываться.
Юкагирская часть стойбища задымила сильней — начали растапливать лед и снег. Начали — и задумались. После крещения хитрить не придется. Значит, работы прибавится — лед таскать, топлива запасать больше. А чем вытираться?
Хорошо, если есть холст, рубаха, клок ситца. А если нет? Пыжиком? Но после вытирания пыжиком все лицо бывает в шерсти. Есть, правда, выход — сушиться возле огня. А мыло? Его выменивать надо. Но на год сколько нужно его? И дополнительная посуда нужна — чайник или котелок, а эти вещи не дешево стоят, да и где выменять их?
Все не просто на Севере. И в тягость, в большую тягость этот простой христианский обычай. И все-таки у юкагиров не так было сложно. Приноровились. Девушки моются теплой водой и не визжат. Ребятишки не ждут, когда матери вытрут их, — бросаются к очагам и сушат мордашки. А смельчаки ребята моются за тордохами, потом бегут с лошадиным гоготом и, как жеребята, подпрыгивают… И в грустной, и в веселой суматохе прошло нынешнее умывание.
Но куда хуже было соседям чукчам! Они умывались впервые.
В старину чукчи обязаны были даже от струй дождя защищать лица. Потом, однако, обычай смягчился: мочить лицо под дождем стало можно — это, мол, дух воды, келе, мочит. Но рука человека не смеет плескать воду в глаза и мыть кожу! А сегодня, холодным утром, и отныне в любую погоду надо собственными руками мочить лицо! И не только мочить, но еще натирать русской пеной, которая хоть и пахнет приятно, но зато — говорят — как ножом режет глаза. У чукчей и привычки нет никакой, и с водой труднее, и с обсыханием: костры в их ярангах горят очень редко.
Шагая от Куриля, голова халарчинских чукчей Чайгуургин озадаченно бормотал:
— Распорядиться легко… А попробуй — уговори!.. А где топливо брать? Лед надо колоть… А в чем мыться?.. Он предупредить забыл! Царь…
К Ниникаю направился Чайгуургин. Ниникай моется каждый день — один из всех чукчей. Но по дороге к нему Чайгуургину попадались яранги. И он стал зло стучать ладонью по отвесной ровдуге:
— Всем умываться приказываю! Грейте воду. Идите к юкагирам за мылом. Кто не достанет, ко мне идите. Умываться всем, даже грудных детей умывать. Грязных поп не будет крестить.