Ханидо и Халерха
Шрифт:
— Ну глянь, ну ты глянь — как медведи, бегут! — тормошил ламут другого ламута. — И зады без хвостов, и ноги назад не откидывают…
— Срамота!
— Чистая срамота!
— Ги-ги-ги…
— А ноги-то вон у той кривые, как оленьи рога!..
— Ой!., споткнулась. Это самая длинная… упала! Га-га-га…
Неожиданно хохот, крики, улюлюканье стихли: путь женщинам преграждал высокий сугроб. С разгона передние сразу попадали. Чуть отставшие немедленно настигли их — и какое-то время невозможно было понять, что делается там, в
За сугробом дорожка была очень узкой, стесненной кустами и снежным заносом. Десятерым первым женщинам здесь никак нельзя было по-честному состязаться — передние не уступали дорогу. И поневоле началась потасовка.
Вторая оттолкнула в сторону самую первую. Та чуть не упала, а когда поняла, что случилось, — бросилась из последних сил за обидчицей, догнала ее, схватила за волосы. Моментально дерущихся опередили другие, но и среди них завязалась схватка. Раздались крики, кто-то отлетел в сторону и плюхнулся в снег, кто-то попытался обежать стороной дерущихся, но завяз по пояс в сугробе над ямой.
Шутки уже не были шутками, и мужья не могли молчать. Тем более что заветная жердь была недалеко.
— Это твоя схватила мою за волосы. Зачем схватила?
— Толкаться не будет! Пусть толкает тебя.
— А ей надоело глядеть на кривые ноги. Хлыстом свою погоняй по тундре — может, ноги прямыми станут…
— С кривыми — да первая. А за такие слова — убью!
— Том! Том! — перебил спорщиков громкий голос. — Ты сейчас иголками торговать будешь или жен мирить?
— Мужиков будет мирить! — ответил за американца другой весельчак.
Томпсон икал от смеха и огромным клетчатым платком вытирал слезы.
Другой рукой он держался за живот, который вздрагивал так, будто в нем бился теленок.
Четыре женщины резко рванулись вперед, оставив позади и кривоногую, и ее соперницу.
Толпа загоготала, как табун лошадей.
А у четырех женщин от смертельного напряжения и близкого счастья глаза перекосились или залезли под лоб — вместо глаз виднелись только белые точки.
Одна из четырех бежала чуть впереди; чтобы обогнать ее, вторая сняла рукава — и керкер ее поволочился по снегу. Третьей вдруг стали мешать толстые, длинные косы — она засунула их в рот и прикусила зубами. Четвертая неожиданно выдохлась, руки ее повисли, а ноги подкосились. Но в этот момент третья — та, что держала косы в зубах, поскользнулась и грохнулась на спину.
Увидев это, потерявшая силу и надежду воспрянула духом, зачастила ногами.
Однако глаза ее не все видели — она наступила на рукав, волочившийся
А толпа заорала что было мочи: самая первая схватила двумя руками яркий кусок материи, скомкала его на бегу, прижала к груди — и упала в снег, как убитая пулей. Полная коробка иголок и наперстки, привязанные к материи, достались одной, всего одной женщине! И подступившая к самой жерди толпа шумела, приплясывала, подпрыгивала — будто шаманила. И не было ей никакого дела до того, что женщина потеряла сознание, что к ней бросился муж, который никак не мог вытащить из ее окостеневших рук богатой добычи.
А между тем женщина, закусившая косы, нырнула под жердь — и все увидели, что второй клок материи остался на месте. Упала женщина, но не замерла, не потеряла сознание — она сразу же села и начала медленно водить по сторонам мутными, сильно перекосившимися глазами. Видно, сплошная чернота была в ее голове.
Но четыре руки, разом сдернувшие материю, она разглядела. И тут же вскочила.
— Мой приз! Отдайте! Я не успела схватить!
— Ишь ты какая! Она не успела! А я успела!
— Нет, я, я первая сдернула!
— Как это первая ты? Все видели — я! Не ври!
— Ты не ври!
— Я первая прибежала — мой приз!
— Не успела — бери третий.
И, глупая, тряхнув косами, бросилась к последнему призу. Но вместе с ее руками в материю вцепились еще четыре руки.
— Уходи! Не твой!
— Как — не мой! Кто прибежал раньше? Отдайте — моя материя.
— Ага! Погналась за вторым — не сумела сдернуть. Теперь за чужой ухватилась? Уходи!
И сильная рука ловко поймала ее толстую косу, рванула в сторону.
— Ай-ай! — закричала несчастная.
А материя треснула с краю и поползла вдоль по нитке, рыча, как медведь.
— Так вам и надо! Тьфу!
Но сдаваться было нельзя, и женщина с красивыми, теперь растрепанными косами снова бросилась к своему законному куску материи, который перетягивали туда-сюда все те же две женщины.
— Не мой третий приз! Мой второй. Отдайте. Мужчины видели — я второй прибежала.
— Ага, оборвали тебе косы, сюда пришла! Уйди — а то волосья твои с кожей вырву.
— Ах, так! Вот вам!.. — И рассвирепевшая, замордованная чукчанка в момент перекусила край материи, рванула ее руками. — И вот вам еще! — Она сильно ударила по коробке, болтавшейся на шнурке. Иголки брызнули вверх, словно дождь. — Не мне, и не вам!
И тотчас обе женщины упали на снег, пытаясь прикрыть драгоценное место.
Обе они стали быстро и жадно сгребать истоптанный снег. Но люди знали, что они не правы, и тоже бросились собирать иголки — мужчины, женщины, дети.