Ханский ярлык

Мосияш Сергей Павлович

И сам, приблизив к себе Семёна Толниевича, всегда прислушивался к его советам, хотя не всегда им следовал. Вот и в отношениях с Дмитрием Семён Толниевич пытался как-то уговорить Андрея не очень обострять их, не всегда поддерживал и призвание татар на Русь. Уж очень дорого обходились эти призывы русским княжествам. Мало того что Андрею приходилось содержать нанятую Орду, так она ж ещё и пустошила землю, обезлюживала княжества.

— Мы на этом суку сидим, Андрей Александрович, — говорил Семён Толниевич, уговаривая князя отказаться от найма татар. — А они и помогут нам, и срубят этот сук.

Но Андрей призывал татар, те пустошили княжество так, что весной

орать [81] землю и сеять некому было, дань сбирать было не с кого. И Андрей хватался за голову, а Семён Толниевич, не произнося ни единого слова попрёка (я же предупреждал!), искал выход из отчаянного положения. Почитал себя верным слугой именно этого князя, которого ему Бог послал, и не мечтал о другом, хотя переход к другому князю, более счастливому и удачливому, не считался изменой. Он был в порядке вещей и правил, не имел никаких последствий для переходящего. Ценил князь Андрей Семёна Толниевича и за то, что никогда не слышал от него попрёка за совершаемые ошибки.

81

Орать — пахать.

Возвращаясь на Русь, на первом же ночлеге, лёжа в шатре рядом с милостником, Андрей поведал ему о разговоре с ханом и спросил:

— Что ты думаешь об этом, Семён?

— Я думаю, князь, что хан прав, надо помириться с Дмитрием. Хотя, конечно, Тудай-Менгу здесь о своей корысти заботится. Но ехать в Орду вместе с Дмитрием, пожалуй, не удастся.

— Почему?

— Дмитрий Александрович нашёл себе более могущественного покровителя — Ногая. И к Менгу не поедет.

— Уговорить надо.

— Попробовать можно, но вряд ли получится.

— Почему?

— Потому что эта поездка, а она, если случится, будет не с пустыми руками, может рассорить Дмитрия с Ногаем. А ведь этот хан сильнее Менгу. Думаешь, случайно Тудай так легко смирился с ярлыком, выданным Ногаем Дмитрию? Нет, Андрей Александрович, у татар тоже семейным скандалом пахнет. Они тоже в любой миг могут кинуть нож между собой.

— М-да. Худо дело.

— Почему, Андрей Александрович? Напротив, Руси хоть временное, но облегчение наступит.

— Ты думаешь?

— Не думаю, а сужу по прошлым годам — как у них резня, так у нас тишина.

Князь Андрей долго уснуть не мог, хотя и утомился за длинный переход. Вздыхал, корил себя за промашку, что братец проскользнул тогда мимо его засады, вместо волжского донской путь избрав. Конечно, он убивать не велел его, такого греха на душу не брал, приказал лишь отобрать казну. А без неё куда бы он, Дмитрий, поехал? Какой бы хан стал с ним разговаривать, да ещё ярлыком дарить? У татар что ни шаг — плати, что ни просьба — золоти руку.

«И ведь какой умница Семён Толниевич, подсказал эту простую штуку — оголить Митьку. Вот было бы смеху. Жаль, сорвалось. Жаль». Так думал Андрей Александрович, умиротворённо засыпая. И последнее, что подумалось перед забытьём: «Ничего. Заманю к Менгу, а косоглазый что-нито придумает, изведёт засранца. Эвон какие намёки выбалтывал. Изве...»

9. ЛОДЕЙКА-ЗЛОДЕЙКА

Для княгини Ксении Юрьевны ещё забота надвинулась: дочь Ефросинья в пору вошла, пора было приискать ей суженого [82] . Эвон красавица какая стала. Тонкая, стройная,

брови вразлёт, глаза чуточку с косинкой.

82

...пора было приискать... суженого — В Древней Руси родители несли ответственность за устройство семейной жизни детей; пять гривен золота штрафу должны были выплачивать «великие бояре» (гривна бралась с «меньших») лишь за то, что они не выдали вовремя дочерей замуж.

«И в кого такая? — ломала голову княгиня. — Не иначе от прабабки какой-то, от половцев взятой когда-то русским князем. И вот нате вам, через пятое колено проявилось».

Ах, если б князь-отец был живой, ему б сказала, он бы живо приискал ей пару. По всем княжествам ездил, многих княжичей перевидал, выбрал бы достойного мужа кровинушке нашей.

А ей-то, вдове, сидящей в тереме своём, как ей-то узнать, где, в какой стороне сокол для доченьки вырос?

Пригласила к себе пасынка своего, князя Святослава Ярославича, сказала без обиняков:

— Сынок, походы ваши походами, но надо ж и о сестре позаботиться.

— Ты о чём, мать?

— На вот те. Али не зришь, Ефросинье-то уж шестнадцать, в пору вошла, надо жениха искать. Не ей же этим заниматься.

— Да, ма, ты права. Постой, постой, дай-ка подумать. — Святослав наморщил лоб. — Если вот... Нет, не подойдёт...

— Ты назови, кого вспомнил, може, и как раз будет.

— Нет, нет, этот ей близкий родич очень [83] . Нечего и называть.

83

Этот ей близкий родич очень, — Древнерусской женщине любого сословия запрещалось вступать в брак с лицами, близкими ей не только по крови, но и по свойству. В «Уставе о брацех» говорится о запретах близкородственных отношений до шестого колена, нарушение этого предписания каралось денежными штрафами.

— Ну да. Ежели близкий, чего о нём и говорить.

Думали, гадали, перебирали княжичей, даже добирались до Липецкого княжества, но тут Ксения Юрьевна возразила:

— Ой, это шибко далеко, сынок. Да и не спокойно ныне там.

— А где нынче спокойно-то, мать?

И вдруг Святослава осенило:

— Ма-а, а Александр-то Переяславский [84] ?

— Это который?

— Ну, сын великого князя Дмитрия Александровича.

— Но он же как-никак тоже близкий родич. У него кто дед-то? Забыл?

84

Александр Переяславский (?—1292) — сын князя Дмитрия Александровича Переяславского.

— Ну Невский.

— А Невский дочкиному деду родной брат.

— Родной, да не совсем, мать.

— Как так?

— А матеря-то у них разные.

— А ведь верно, Святослав, — подумав, обрадовалась Ксения Юрьевна. — Это ж далёкое родство-то.

— Конечно, десятая вода на киселе.

— Оно хоть и не десятая, но я думаю, подойдёт. Съездил бы ты, сынок, в Переяславль, а? Поговорил бы с князем Дмитрием, а заодно бы самого Александра посмотрел.

— Да видел я Александра, правда, давно.