Ханский ярлык
Шрифт:
— Что с тобой, сватья? — спросил тихо князь Дмитрий.
— Да так, — махнула рукой княгиня, хотя причина была: жаль ей стало сына, что не благословлён он на женитьбу отцом. Сирота.
На выходе из церкви дружки осыпали молодых хмелем и мелкими монетами, которые раскатывались по земле и тут же подхватывались весёлыми зрителями.
На дворцовом крыльце, куда молодые проследовали по дорожке, устланной камкой, их встретили родители и благословили на супружескую жизнь.
Свадебный стол был накрыт в самом большом зале
Во дворе пировали мизинные, там меды были покрепче и закуска попроще — калачи да рыба в разных видах, — но всё равно было весело, даже веселее, чем во дворце.
И когда гости выпили по третьей чарке, а на стол принесли жареных лебедей, то перед молодыми поставили блюдо с жареной курицей. Они ещё не успели насладиться запахом её, как тут же подскочил Сысой с камчатной скатертью [153] , схватив курицу, завернул её и, подмигнув Михаилу, тихо шепнул:
— Я ещё вам одну приволоку.
153
Камчатная скатерть (Камчатка) — белая полотняная ткань с вытканным узором.
И, обратившись к родителям новобрачных, громко попросил:
— Благословите вести молодых опочивать.
— Благослови Бог, — поднялись из-за стола родители новобрачных.
Ксения Юрьевна направилась к сеннику, но Дмитрий Борисович проводил молодых только до дверей. Здесь он взял за руку дочь и сказал, обращаясь к Михаилу:
— Сын мой, Божьим повелением и родительским благословением нашим и матери твоей княгини Ксении Юрьевны велел тебе Бог сочетаться законным браком и поять нашу Анну Дмитревну, прими её и держи, как человеколюбивый Бог устроил в законе нашей христианской веры и святые апостолы и отцы заповедали.
С тем князь Дмитрий передал руку дочери её мужу. И они пошли в сенник, держась за руки, а впереди них шёл свечник и дружка Сысой с завёрнутой в скатерть курицей.
В сеннике, положив её на лавку, Сысой успел шепнуть Михаилу:
— За подуш-шкой.
И молодожёны остались одни. Наконец-то при свете единственной свечи Михаил смог без помех рассмотреть свою жену.
— А почему твоей сестры на свадьбе не было?
— Им Переяславль вернули, а там одни головешки. Обустраиваются.
— A-а. Знаю. Князь Фёдор постарался. Чего стоишь? Садись.
Анна присела на краешек лавки, притихшая, вроде даже испуганная, беззащитная.
В сердце мужа явилась нежность, и, чтобы снять оцепенение с юной жены, он сказал:
— Есть как волк хочу. А ты, Анница?
Она кивнула головой утвердительно: да. Михаил развернул скатерть и достал курицу.
— Ты
— Грудку, — негромко сказала Анна.
— Сейчас.
Он оторвал мягкую грудку, протянул в горсти жене.
— Ешь.
Сам стал обгладывать ножки и крылья. Наголодавшись за день и во время пира, на котором им не полагалось ни пить, ни есть, они очень скоро управились с курицей. Михаил спросил:
— Наелась?
— Угу.
— Ох, обманываешь мужа, — засмеялся Михаил. — Нехорошо. А я б так ещё столько съел бы.
— Сказал бы мне, — молвила тихо Анна, — я бы не стала есть, потерпела.
— Зачем терпеть? Мы сейчас поворожим, и нам ещё курочку Бог пошлёт. Не веришь?
Анна смотрела на мужа, улыбаясь недоверчиво.
— Поворожить? — спросил он.
— Поворожи, — согласилась она, улыбаясь.
Михаил привстал и начал кокать, как обычно кокает курица перед тем, как снести яйцо:
— Ко-ко-ко-ко-ко-ко-ко, ты совсем недалеко. Ко-ко-ко.
И он пошёл по сеннице, поводя смешно носом, словно принюхиваясь. Анна смеялась, прикрывая рот, чтоб громко не расхохотаться.
А Михаил обнюхал кади с зерном, приговаривая при этом:
— Тут-ка нету-ка... Тут-ка тож... Где ж ты, курочка, живёшь?
И вдруг остановился, замер, знаками призывая и Анницу притихнуть. И в полной тишине спросил шёпотом:
— Ты слышишь?
— Что? — тоже прошептала Анна.
— Как што? Курицу.
— Нет, — покачала головой Анна.
— А она вон где! — Михаил неожиданно прыгнул на ложе и, сунув руку за подушку, извлёк жареную курицу. — Вот видишь, наворожил.
Жена вытаращила в удивлении глаза:
— Как? Как ты это?
— Ну как? Обыкновенно. Захотел, позвал — она и явилась. Мы ж с тобой целый день голодом сидели. Заслужили вторую курицу.
И эту он ломал, подавая жене её любимую грудку, она всё никак не могла прийти в себя от увиденного, всё приставала:
— Ну как ты? Скажи.
— Обыкновенно. Хочешь, наворожу, и на ложе жареный баран окажется?
— Не, не надо, Миша, не надо, — с вполне искренним испугом молвила жена. — Нам же спать на ложе.
И вдруг, осёкшись, покраснела.
— Глупенькая, — молвил ласково Михаил и, схватив её за голову, поцеловал в нос, прижал к груди. — Ребёнок ты мой дорогой.
И дунул на свечу. Она погасла. В темноте Анница прошептала:
— Надо бы вместе гасить... Как же ты?
— Ничего, милая. Я за себя и за тебя дунул.
А со стороны свадебного пира нёсся весёлый шум, игра гуслей, песни и пляски. Казалось, что весь дворец ходил ходуном.
Три дня пировали во дворце тверского князя. Уже на второй день прискакал из Москвы боярин с несколькими гридями. Он привёз от московского князя Данилы Александровича поздравления новобрачным и подарки. И вручил их торжественно.