Ханский ярлык
Шрифт:
— А дворский доволен был, так и сказал: так, мол, им и надо.
— Ну, дворский никогда не голодал. И потом, он им простить стогов не может и амбары пограбленные. А голодный и архиерей украдет.
— А как наместничество мне? Приговорили?
— Приговорили. Куда они денутся. Так что, Федя, останешься за меня. С посадником и тысяцким не ссорься, они мою сторону держат. Городище не давай растаскивать. Ну, и дворского найди помоложе, Никите давно на покой пора. А я в Тверь ворочусь, а то кабы там Даниловичи
7. А ТЕПЕРЬ ПО-ПЛОХОМУ
Князь Василий Александрович, изгнанный дядей из Брянска, отправился в Золотую Орду искать на него управу. И хотя явился он туда почти нищ и гол, до Тохты добрался-таки.
Возможно, оттого, что наобещал салтану Таиру золотые горы в будущем, если удастся отобрать назад Брянск. Таир-то и помог ему выйти на хана.
—Нехорошо, нехорошо отбирать столец у родственника,—сказал Тохта.—Мы воротим тебе город, князь. Вот Таир как раз и пойдет с тобой со своим туменом. Таир, ты готов?
—Как прикажешь, повелитель.
—Сходи. Накажи возмутителя спокойствия. А еще лучше, приведи его нам в колодках.
—Хорошо, повелитель. Я приведу его к тебе на аркане.
И князь Василий повел татарский тумен на свой город Брянск, в пути об одном Таира прося:
—Только, пожалуйста, не сжигай город.
— Как получится, Василий. За всеми ведь не уследишь. Найдется любитель огня и подожжет.
— А ты прикажи, чтоб с огнем не баловали.
— Прикажу, прикажу. Пусть с девками балуют. Хе-хе-хе.
— С девками пусть,— вздыхал князь,— но только не с огнем.
Василий Александрович понимал, что Брянску дорого обойдется приход татар. Но что было делать? У кого просить заступы? У великого князя? Так он с Москвой не может разобраться, до Брянска ли ему. У отца? Так отец сам со дня на день ждет нападения Москвы, с мечом спать ложится. Как ему оставлять Смоленск, который уже не раз осаждали соседи? Именно отец, князь Александр Глебович, и посоветовал сыну просить войска у Тохты.
— Понимаешь, Вася, стоит мне оставить свой город, как сюда немедля явится или Юрий Московский, или Андрей Вяземский. Так что прости, сынок, ничем пособить не могу.
— Разве я мог ожидать такого от родного дяди?
— Хэ, дурачок. А Федор Ярославский разве мне не дядя? А посмотри, чего он мне натворил с посадами. Доси отстроить не могу. Город не смог взять на щит, скотина, так в отместку все посады пожег. Ну, Бог-то его и наказал за это, вернулся из-под Смоленска да и помре тут же. Сейчас, поди, там перед Всевышним ответ держит.
А меж тем в Брянск из Киева прибыл новый митрополит Петр, только что рукоположенный царьградским патриархом Афанасием.
Князь Святослав Глебович встретил его с высокой честью и нескрываемой радостью. Присутствие митрополита в городе как бы освящало
Впрочем, брянцы не очень расстраивались, когда узнали, что сел у них на княженье другой князь. Некоторые даже радовались, что обошлось без драки и крови. А дружинников брянских Гаврила Квач убедил, что князь Василий сам решил бросить город, отдать его родному дяде. Старая дружина была распущена, и тысяцкий Фалалей стал сам набирать новую, по-своему определяя: кто не выдаст на рати. Многие его товарищи по московскому заточению вступили в дружину, а некоторые, получив обещанную плату, ударились в разгул и воротились к своему прошлому занятию. Кто к воровству, кто к нищенству, а иные и к разбою, подтверждая поговорку — черного кобеля не отмоешь добела.
Тысяцкий неволить таких не стал, но предупредил:
— Идите на волю, но начнете шалить, под землей найду. Тогда не обижайтесь.
И когда на посаде, под горой у Десны, была вырезана семья, Фалалей, побывав там и осмотрев избу, сказал:
— Дело рук Рогатого.
— Кто это? — спросил Квач.
— Найду — увидишь.
— Ой ли,— пожал плечами с недоверием Гаврила.
Но Фалалей отыскал убийцу, с помощью Тита повязал его и привел к крыльцу княжескому.
— Вот, Святослав Глебович, душегуб. Суди. Что присудишь, тому и быть.
Рогатому присудили то, что заслужил,— отнятие живота через повешение. Под горой за Торгом изладили виселицу. Приведя злодея на Торг, громко зачитали вину его и приговор князя. И повесили.
— А князь-то ноне у нас молодец. Нашел душегуба. А? — поговаривали в городе.
— Справедливый. Не то что энтот.
Святослав Глебович доволен был тысяцким, хвалил его:
— Молодец, Фалалей. Но как ты узнал, что это Рогатый натворил?
— А просто,— отвечал тысяцкий.— Ежели хотите, идемте на Торг, я вам всех татей покажу.
— Ну, ты с имя на Москве в порубе парился,— говорил Квач.— Как тебе их не узнать?
— Московские не в счет. Я любого брянского за версту определю.
— Вот уж верно,— склабился Гаврила,— рыбак рыбака видит издалека.
Фалалей не обижался. Посмеивался. Зато, когда он появлялся на Торге, все тати словно истаивали, справедливо полагая, что береженого Бог бережет: от Фалалея далее — шкура Целее.
В окрестностях Брянска появились татарские конники. Сперва по два, по три, потом явились дюжиной, обскакали вокруг город и исчезли.