Хаос
Шрифт:
— Я только сказала, что вы оба вели себя странно друг с другом, — запинаясь, произносит она. — Просто в квартире мне показалось, что может быть…
— Может быть, что?
— Может быть… — Роуэн спотыкается о слова, которые не произносит, и Лэти обрывает ее:
— Если ты не думаешь, что Шон горячая штучка, то ты слепая. Или лесби. — Он показывает на меня кусочком французского тоста. — Ты за радужную команду?
Я поднимаю бровь и смотрю на него.
— Значит, ты думаешь, что Шон горячая штучка. Перестань отрицать это.
Роуэн
— Хорошо, ладно, да, я думаю, что он супер-пупер горячий.
Лэти усмехается моему сарказму, но Роуэн выглядит смущенной, или встревоженной, или… любопытной. Я молюсь, чтобы она закрыла тему, и она это делает.
Но Лэти — нет.
— Что тебе в нем больше всего нравится, а? Эти сексуальные зеленые глазки? Развевающиеся на ветру черные волосы? То, как он прикасается к гитаре, словно хочет, чтобы она выкрикивала его имя?
Когда я краснею, Лэти торжествующе улыбается.
— Значит, все вышеперечисленное.
Я закатываю глаза так сильно, как только могу, надеясь, что у меня будет аневризма или что-то еще, что поможет мне избежать этого разговора.
— Похоже, ты и сам в него втрескался.
— О, точно нет.
— Я просто думаю, что он действительно талантлив, — лгу я. — И да, может быть, я была немного влюблена в старших классах, но это было шесть лет назад. Если бы я хотела Шона сейчас, я бы просто взяла его.
Черт, это прозвучало дерзко. Уверенно, дерзко и потрясающе.
Лэти поворачивается к Роуэн и широко улыбается.
— Я говорил тебе, что люблю ее?
Я выдавливаю из себя улыбку, хотя мне совсем не весело, задаваясь вопросом, действительно ли это было бы так легко — могла бы я заставить Шона полюбить меня, хотела бы я, чтобы Шон полюбил меня?
А потом я обманываю себя, убеждая, что не хочу этого, что мне все равно.
Это еще одна ложь, которую я говорю себе, и в которую заставляю себя поверить.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На первом семейном ужине после встречи с Лэти мои братья устроили мне разнос за то, что не появилась в прошлый раз. Моя мама делает все возможное, чтобы спасти меня, но попытка приструнить братьев похожа на попытку остановить паническое бегство долбаных слонов.
— Уже забыла о нас, да? — упрекает Мэйсон.
Конечно же, каждый слон сидит на своей ленивой заднице, пока мы с мамой накрываем на стол. Мэйсон откинулся на высокую спинку деревянного стула, скрестив руки на рубашке, которая слишком мала для мышц, выпирающих на груди. С его темными глазами, взъерошенными волосами и воинственным настроем большинство людей предпочитают с ним не связываться, но если он думает, что я не тресну его по голове одной из ложек, которые кладу на стол, он глупее, чем я думала.
— Ты была занята сочинением музыки? — спрашивает мама, ставя перед Мэйсоном корзинку с булочками, но Брайс открывает свой большой рот раньше, чем
— Наверное, она была занята со своим новым бойфрендом.
— У тебя появился новый парень? — спрашивает Райан.
И теперь очередь Брайса получить столовым серебром, а его глупое замечание волшебным образом превращает металлическую ложку, которую я держу, в оружие. Удовлетворительное «Поп!» стучит у него на затылке, и рука его с криком «Ай!» взлетает к голове.
Мэйсон делает выпад, чтобы выхватить ложку из моей руки, но я сильно бью его по костяшкам пальцев, оставляя обоих мальчиков лелеять свои раны, а Кэла открыто хихикающего с другой стороны стола.
— Нет, у меня нет долбаного парня, — наконец отвечаю я Райану, мирно кладя ложку на салфетку возле его тарелки, в то время как мама возвращается в столовую с большим кувшином воды.
— Это очень плохо, — комментирует она, начиная наполнять бокалы.
Я сдерживаю недовольный стон. Каждый обед одно и то же от нее: «Кит, ты кого-нибудь встретила?», «Кит, а почему нет?», «Кит, у миссис такой-то есть сын, с которым я бы очень хотела тебя познакомить».
— Как ты можешь ожидать, что у меня будет парень, когда у меня есть он? — Я указываю на Мэйсона, который печально улыбается. — И он тоже. — Я указываю на Брайса, который даже не замечает, потому что слишком занят, хватая булочку до того, как мы все сядем.
Наша мама грациозно обходит стол, хватает ложку и трескает его по затылку.
— Ай! Мам!
Все, кроме Брайса, разражаются смехом, и мама подмигивает мне из-за его стула, прежде чем вернуться на кухню.
— У тебя были бойфренды в колледже, — комментирует Кэл со своего места рядом со мной, потому что он чертов предатель, который, вероятно, пытался поглотить меня в утробе матери и все еще горько переживает, что я выжила.
Теперь все смотрят на меня, но во всем мире нет такой большой ложки, чтобы это исправить. В мозгу проносятся миллионы вариантов ответов, которые недостаточно хороши, и я просто сажусь на стул.
— И в старшей школе, — добавляет Кэл, и я пинаю его каблуком ботинка так сильно, что он пищит, как маленькая девочка.
— Кто? — одновременно требуют ответа Мэйсон и Брайс.
— Никто. — Я пристально смотрю на Кэла, пока он потирает голень ладонью. — Кэл шутит.
— Нет, — бормочет он себе под нос, потому что ему явно хочет, чтобы его снова пнули.
Мои парни в школе были просто друзьями, с которыми я экспериментировала. В колледже они были просто… забавным отвлечением. Это любовь была не подростковой, не настоящей, да и вообще едва ли те отношения можно назвать любовью. Они просто были… а потом их не стало.
Я избавлена от необходимости лгать, когда в комнату входит наш папа, похлопывая себя по большому животу достаточно громко, чтобы сломать звуковой барьер.
— Нужно было освободить место! — гордо объявляет он, садясь во главе стола и смеясь, как самый смешной парень из всех, кого он знает.