Хаос
Шрифт:
— Я, э-э-э… — Пытаюсь заставить свои дрожащие колени работать и запинаюсь как идиотка, пока Шон стоит рядом со мной, наблюдая, как я сгораю в огне. Я знаю, почему, черт возьми, роняю бумаги и бьюсь коленями, но какое, черт возьми, у него оправдание?
— Мило, — говорит Роуэн с ослепительной улыбкой. — Я приготовлю, гм… Адам!
— Что? — кричит он откуда-то из коридора.
Рука Шона находит мою, чтобы отдать мне остальные бумаги, которые я уронила, и я почти роняю их снова. Я не благодарю его, потому что мой голос не работает. Я даже не могу смотреть ему в глаза.
—
— Закажи что-нибудь!
— Мне пора, — бормочу я, отступая на шаг и ударяясь тыльной стороной предательских ног о кофейный столик.
Я решаю перестать двигаться, чтобы не упасть ничком и не попросить Шона нести меня всю дорогу до больницы.
Ага, потому что в моей стране фантазий сейчас нет машин скорой помощи, и Шон, очевидно, единственный врач, который мне нужен.
Черт возьми!
Я не такая неуклюжая девчонка. У меня были бойфренды в старших классах и бойфренды в колледже. Секс на одну ночь, полудолгие отношения, случайные свидания и недельные интрижки. Но ни один из этих парней никогда не брал мой номер и не звонил мне. И не заставлял меня хотеть ударить его электрошокером или спотыкаться о столы. Не заставлял мое сердце колотиться в груди, как это происходит каждый раз, когда я встречаюсь глазами с Шоном Скарлеттом.
Роуэн только качает головой.
— Нет. Мы закажем что-нибудь, чтобы отпраздновать твое вступление в группу, так что ты просто обязана остаться. Что ты хочешь съесть?
Когда Адам выскакивает из спальни и предлагает пиццу, Роуэн предлагает ему и себе пойти забрать ее, твердо решив, что мы с Шоном должны остаться, чтобы закончить работу.
— Мы уже закончили, — настаиваю я, но она просто поднимает руку, улыбается и закрывает дверь между нами.
Снова оставшись в гостиной наедине с Шоном, я задерживаюсь на минуту, прежде чем обернуться. И что же мне теперь делать, черт возьми? Нам с Шоном нечего делать, нечего сказать, и Роуэн буквально заперла нас здесь вместе и улыбалась, делая это. Я делаю глубокий вдох и наконец поворачиваюсь к Шону.
— Она сильно рассердится, если я уйду до ее возвращения?
Он проводит рукой по волосам, его винтажная футболка с изображением рок-группы туго натягивается на груди.
— Зачем тебе уходить?
— Я не знаю…
— Тогда оставайся.
Мне надо бежать. Я должна сказать ему «нет» и бежать без оглядки далеко-далеко.
Мне не стоило флиртовать с ним, пялиться на его руки, глаза и губы. Я должна помнить, как он заставил меня чувствовать себя, когда сказал, что позвонит, а потом так и не позвонил.
Но мой мозг с трудом вспоминает все эти вещи, поэтому вместо этого я неохотно сажусь обратно на диван. И делаю большой глоток пива. Затем смотрю на гитару Шона. И делаю еще один глоток пива.
Когда я заканчиваю одно, он предлагает мне другое, и первый разговор начинается неловко, но продолжается легко. Мы с Шоном говорим о гитарах и оборудовании. Говорим о наших любимых группах, лучших шоу, на которых мы когда-либо были, сумасшествиях, которое вытворяли на концертах. Еще два пива, и я не могу перестать смеяться.
— А потом Адам просто вернулся
Хихикая как сумасшедшая, я вытираю слезы.
— Это еще ничего. Когда мне исполнилось восемнадцать, я была на концерте Used, и Берт заставил толпу сделать стену смерти7.
— О нет, — говорит Шон, прежде чем я успеваю закончить.
Я киваю и протягиваю ему левую руку.
— Ага. Я сломала руку в трех долбаных местах.
Шон чуть не выкашливает свое пиво.
— Ты реально сломала руку?
— Моя группа была вынуждена отменить выступления на целых два месяца, — объясняю я, сгибая локоть и вспоминая, как это ужасно — застрять в гипсе. Шон улыбается мне, и я смеюсь, прежде чем добавить: — Мои братья взбесились до чертиков, поэтому мне пришлось придумать какую-то дерьмовую ложь о том, что я поскользнулась на кусочке льда — в августе.
Они правильно предположили, что я сломала её, сделав что-то глупое, например, впечатала рукой в совершенно пьяного Невероятного Халка, но я поспешила сказать все, что нужно, чтобы удержать их от добровольного предложения Мэйсона переехать ко мне в общежитие.
— Но почему? — спрашивает Шон, и когда я делаю еще один глоток пива и поднимаю бровь, он уточняет: — Зачем было выдумывать?
Я глотаю янтарную жидкость и пожимаю плечами.
— Ты помнишь моих братьев? Брайс учился в твоем классе, Мэйсон был на два года старше тебя, а Райан — на год старше него.
Шон водит большим пальцем по горлышку пивной бутылки.
— Вроде. У тебя ведь есть ещё один брат?
— Кто, Кэл? — спрашиваю я с некоторым удивлением в голосе. Он помнит Кэла, но не меня? — Да… — отвечаю я, стараясь, чтобы это меня не беспокоило. Помогает онемение, укореняющееся в кончиках пальцев. — Мы близнецы.
Когда Шон больше ничего не говорит, я заканчиваю:
— В любом случае, они все такие… опекающие. Чрезмерно опекающие.
— А что было бы, если бы ты сказала им правду?
Я думаю, Мэйсон по сей день был бы моей нянькой, потому что кое-что я уяснила, живя в большой семье, — это не рассказывать о подобных вещах, если не хотите провести остаток своей жизни, говоря об этом.
— Кто знает? — отвечаю я, когда входная дверь квартиры распахивается, и Адам вносит Роуэн на спине. Она балансирует на его голове коробкой из-под пиццы с уже свисающим из её рта кусочком, и я наблюдаю за ними, хотя мое лицо все еще повернуто к Шону. — Я привыкла лгать. Это легче, чем сражаться с ними.
Весь диван шевелился, когда Адам бросает Роуэн на подушку рядом со мной.
— Сражаться с кем? — спрашивает она.
— Моими братьями, — отвечаю я, пока Адам открывает коробку с пиццей, и оба парня хватают по кусочку. — Я как раз рассказывала Шону, что они могут быть чересчур заботливыми.
Роуэн хихикает и доедает кусок пиццы.
— А что они думают о том, что ты в одной группе с этими парнями?
Она тычет большим пальцем в Адама, указательным — в Шона, а я просто сижу с открытыми глазами и плотно сжатым ртом.