Харама
Шрифт:
— Вот под теми четырьмя деревьями мы сидели в прошлом году.
— Травы тут не ахти, ничего не скажешь.
— Всю пожрал скот.
— И вытоптали люди.
На этом месте они и расстелили черный купальный халат Сантоса, и Мели улеглась на него первая, никого не дожидаясь.
— Ты вроде кошки, Мели, — сказали ей. — Умеешь выбрать местечко потеплей! Правда, как киска!
— А нам хоть пропадай. Подвинулась бы чуточку.
— Да ладно вам! Если хотите, я встану с халата, пожалуйста.
Она поднялась и пошла между
— Что тут лезть в бутылку? Иди и садись, не будь занудой.
Но Мели шла, не оборачиваясь.
— Видали? Ну что такого ей сказали, чтобы так выкаблучиваться?
— Оставь ее. Кто съел поросенка, у того и пищит в ушах.
Даниэль стоял поодаль и разглядывал ствол дерева. Мели подошла к нему.
— Ты что тут ищешь?
Тот испуганно вскинулся:
— Я? Ничего.
Амелия усмехнулась:
— Перестань, чего ты всполошился. Дай я тоже посмотрю.
— Оставь, это мои дела. — Он спиной закрыл надписи на стволе.
— Фу, какой противный! — засмеялась Мели. — Если ты сердишься, что мне охота поглядеть, значит, секрет.
— Не приставай ты.
Мели разглядывала надписи за плечами Даниэля.
— Спорим, я найду, что ты прячешь?
— Полегче! Тебе не кажется, что ты слишком уж настырная?
— А вы-то все какие теперь? Ужас!
Ей надоел спор, и она вернулась к остальным. Солнечные полосы и пятна резко выделялись в тени. На халате Сантоса растянулась Кармен; запрокинув голову, она глядела на вершины деревьев. Над нею, на фоне листвы, возникла голова Мели.
— Ложись, Мели, места хватит. Знаешь, как хорошо?!
Амелия, ничего не ответив, оглядела берег, рощу, людей под деревьями и спросила:
— А где те, другие?
— Какие другие?
— Сакариас и его компашка.
— Ах, эти! Да кто их знает. А они точно сюда собирались?
— Конечно. На поезде. Так они вчера вечером договорились с Фернандо. Ты разве не знаешь?
— Да знаю, конечно. Вроде бы вечером они найдут нас в кафе, чтобы вместе повеселиться.
Мели продолжала озираться.
— Их тут нигде не видать.
— Они говорили, что пойдут в какое-то место, которое знают только они, — сообщил Тито, рисуя фигуры на пыльной земле. — Да и на кой черт они нам сдались сейчас?..
Амелия резко повернулась к нему, но тотчас отвела взгляд и улеглась на халат подле Кармен.
— Даже в тени душно.
— Я и говорю: давайте искупаемся.
— Теперь уже скоро.
Сантос смотрел, как несколько подростков в плавках азартно гоняли по поляне красный мяч, играли в футбол. «Ну, парень, твой мяч, играй…» — бормотал Сантос. В солнечном сиянии над поляной стояло облако пыли. Все ребята из их компании лежали на земле в разных позах, лицом к реке. Только Фернандо стоял, а лежавший рядом Тито прутиком обводил его альпаргату[8], вычерчивая в пыли ее форму. Фернандо обернулся лицом к товарищам.
— Ну что это вы у меня? — воскликнул он,
— Крутишься вокруг нас, как гончий пес перед тем как броситься на добычу. Ну приткнись где-нибудь.
— Слушай, парень, раз уж ты такой разборчивый, мы тебе уступим кусочек халата. А то у всех нас голова кругом идет от твоего мельтешенья.
— Только для тебя, без права передачи.
Девушки потеснились, высвободив ему кусок халата у себя в ногах.
— Спасибо, Мели, спасибо, милая. От тебя я другого и не ждал.
Он сел. Меж деревьев ходил старик фотограф, таская с собой картонную лошадь. На нем был пыльник, надетый поверх майки, а фотоаппарат с привинченной треногой он нес на плече.
— Жаль, мы не захватили аппарата, пощелкали бы.
— И верно, жаль. У моего брата есть «Бой», он привез его из Марокко.
— И ты не сообразила попросить у него эту игрушку!
— Вот и я говорю то же самое.
— Я о нем не вспомнила. Первые дни брат с ним носился, нащелкал всяких физиономий, а потом сунул в ящик и забыл про него.
— А вот тут бы он…
— Эти аппараты для моментальной фотографии — барахло, выброшенные деньги. Получается страх божий.
— Эти, конечно, ни к чему. А вот сделать хорошие снимки на пикнике вроде нашего — дело стоящее. Пройдет время, и ты с удовольствием их посмотришь: увидишь чью-нибудь глупую рожу, посмеешься…
— Что верно, то верно. Мы ведь ни разу не снимались всей компанией, вместе с Самуэлем, Сакариасом и прочими, — сказал Фернандо.
— Эти-то при чем тут? Разве они из нашей компании?
— Ладно. Пусть для тебя они не из нашей компании. А для меня — из нашей. Я Самуэля еще мальчишкой знал.
Фотограф не говорил ничего, только останавливался перед каждой группой и вопросительно смотрел на всех, указывая большим пальцем через плечо на аппарат. Иногда, если видел, что клиенты колеблются и сразу не отказываются, добавлял, покачивая головой: «Момент — и готово!» — словно сообщал какую-то непреложную истину, потом, пожав плечами, уходил со своей лошадью и на ходу пыхтел трубкой, зажатой в зубах. Дым из нее валил отовсюду, как у старого разбитого паровоза.
— Я думаю, нам уже можно искупаться, — предложил Себастьян.
— Подожди, старик, подожди немного. Не нервничай. Может, пропустим по стаканчику?
— Идет! Правильно! Давай сюда бутылку.
— А где Дани? Где он?
— Что же это никто из нас не догадался захватить стакан?
— У меня есть пластмассовый, — сообщила Алисия, — понимаешь, взяла рот полоскать. Только он наверху, в пакете с едой.
— Да не надо стакана: одна из пробок — с соломинкой, видишь — вот?
— А вон он, Дани. Глядите.