Харама
Шрифт:
Все засмеялись.
— Вот это да! Золотые слова!
— Ну ты, Мигель, сказал, как припечатал. В точку попал.
— Уж он скажет, так скажет. Голова!..
— Вон идут наши. Ох, как хочется в воду!
Подошли уже раздевшиеся в кустах ребята.
— Подождем немного, пусть они сначала окунутся. Чем позже, тем вода теплей.
— Так не пойдет! Надо всем вместе! А то неинтересно.
— Конечно, — поддержал Себастьян, — лучше всем сразу.
— Ну, вы готовы? — обратился Мигель к только что подошедшим.
— Да,
— А мы будем по очереди смотреть. Подумаешь — проблема.
— Да не переживайте, — сказал Даниэль. — Останусь я. Мне еще не хочется купаться.
— Идет, тогда раздеваемся, давай, Себастьян, шевелись.
Ушли Фернандо, Себас и Мигель. Стало еще жарче, теперь им приходилось все время пододвигаться вслед за уходящей тенью, гонимой яростными лучами, пробивавшимися меж ветвей. Кто-то спросил:
— Куда же течет эта река? Кто знает, куда она течет?
— В море, как все реки, — ответил Сантос.
— Силен! Это я и без тебя знаю. Я спрашиваю, где она протекает?
— Я знаю, что в нее впадает Энарес, чуть пониже Сан-Фернандо, еще знаю, что сама она впадает в Тахо, это уже далеко — где-то, должно быть, у Аранхуэса или Ильескаса.
— Скажи-ка, это не она начинается у Торрелагуны?
— Не знаю, наверно, она. Знаю только, что эта река течет с гор.
На другом берегу деревья не росли. Отсюда, из жаркой тени, видны были лишь редкие кусты у самой воды, а дальше — поле, поле однотонное, как заячья шкурка, растянутая для просушки. Под мостом вода еще оставалась между центральными пролетами. Волноломы по ту сторону моста возвышались на сухом месте. В тени моста теснились кучки людей, расположившихся на песке под высоченными сводами.
— Во время войны немало трупов, наверно, приняла эта река.
— Да, старик, там, повыше, в Паракуэльосе была главная заваруха, но фронт проходил по всей реке, до самой Титульсии.
— Титульсии?
— Что, никогда не слыхал о таком городке? Мой дядя, брат матери, погиб как раз в наступлении под Титульсией, вот почему я и знаю. Мы сидели за ужином, когда нам об этом сообщили, как сейчас помню.
— Подумать только, здесь был фронт, — сказала Мели, — и было полно убитых.
— Я про то и говорю. А мы тут преспокойненько купаемся.
— Как ни в чем не бывало, а может, лезем туда, где уже плавали трупы.
— Ну хватит, — рассердилась Лусита. — Что за удовольствие говорить об этом сейчас!
Подошли остальные трое. Мигель спросил:
— О чем это вы тут?
— Так, ни о чем. Лусите вот не нравятся истории про покойников.
— А что за покойники?
— Ну, во время войны. Я тут им рассказал, что здесь их было немало, и среди них мой дядя.
— Понятно… Ну ладно, а который час?
— Без пяти двенадцать.
— Так что? Не пора ли вам, женщинам, тоже скинуть лишнюю одежду? А ты, Даниэль,
Дани обернулся:
— А? Да-да, я пока что побуду здесь, искупаюсь попозже.
Себастьян принялся выделывать курбеты и прыжки, уперся руками в землю, попробовал сделать стойку и испустил тарзаний крик.
— Он что, спятил? — спросила Кармен.
— Нет, он чувствует себя дикарем.
— Винтиков у него не хватает.
Себастьян допрыгал до реки и попробовал воду ногой; вернулся он довольный.
— Ребята, ну и вода!
— Хороша, что ли?
— Лучше не бывает. Феноменально.
— Теплая?
— Нет, не теплая, как раз что надо, идеальная. И почему это наши девушки еще не в купальниках? Давайте поживей! И пяти минут не могу ждать. Не выдержу больше.
Девушки зашевелились, лениво потягиваясь, поднялись. Себас снова побежал к реке, наткнулся на собаку, та огрызнулась, потом с лаем стала наскакивать на него. Себастьян подбирал ноги, опасаясь, как бы она не вцепилась зубами в голое тело. Все смеялись, а Фернандо еще и натравливал: «Ату его!» Толстый сеньор с пузом, как у Будды, и глубоко втянутым, густо заросшим пупком, накидывая на плечи цветное махровое полотенце, вышел из тени и пришел на помощь Себасу. Он звал собаку:
— Оро! Сюда, Оро! Фу, Оро! Ко мне! Не бойтесь, не укусит. Он еще никого не укусил. Оро! Что тебе говорят! Спокойно, Оро!..
Он размахивал ремешком у пса пород носом, но не бил его, и наконец животное подчинилось хозяину. Толстяк улыбнулся Себастьяну и вернулся к своей компании.
— Хорошо бы, он тебя укусил, вот что. Имей в виду, я бы только обрадовалась.
— За что это ты меня?
— Чтоб знал, как строить из себя шута.
— Но послушай, кому я сделал что плохое? Кстати, пес сам на меня набросился.
— Ты мне сделал плохое. Очень приятно мне было глядеть, как все на тебя уставились.
— Что за чепуха! Ну ладно, ладно, беги с подружками, давайте там побыстрей, чтобы купаться всем вместе.
Себас сел, тяжело дыша, а его невеста побежала к остальным девушкам. Мигель аккуратно сложил брюки и снес свои вещи под дерево.
— Эй, Даниэль! Мое все вот здесь, посмотри!
Тот нехотя повернул голову:
— Ладно.
Сантос и Тито отошли в тень и принялись боксировать. Мигель оглядел место, где они сидели, — одежда и обувь разбросаны в беспорядке.
— Себас, ты не хочешь сложить свои вещи сюда, рядом с моими? — И указал место под деревом.
— А какая разница?
— Ну как хочешь, было бы лучше… Так я думаю.
— Все одно, дружище, вставать неохота.
Мигель махнул рукой, отступаясь от товарища, и снова стал оглядывать разбросанные вещи; он колебался. Потом вдруг, ничего не говоря, принялся собирать чужую одежду и аккуратно складывать ее под деревом, пока все не сложил.
— Разве не лучше так?
Себастьян лениво повернулся.