Харбин. Книга 1. Путь
Шрифт:
Он сидел и боялся пошевелиться, и не мог решиться, оставаться пока здесь на нижней полке или забраться на свою верхнюю, – он боялся, что свет ночника и его шевеления разбудят её.
Александр Петрович уже понял, что ещё долго не заснёт, потому что голова была полна мыслями и, чтобы заснуть, надо было лечь и что-то почитать. Он выключил ночник, глаза привыкали к темноте, в это время поезд проскочил мимо разъезда, и фонарь на секунду осветил купе.
– Ты ещё не спишь? – услышал он.
«Ч-чёрт! Разбудил всё-таки!» –
– Спи, Анни, спи! Я уже ложусь!
– Иди ко мне, – позвала она.
Александр Петрович присел, она обняла его обеими руками за шею и поцеловала, её дыхание было тёплым и глубоким, а губы сухими.
– Спи, моя милая, спи, – прошептал Александр Петрович, не отрывая от неё своих губ.
– Спокойной ночи, Саша, – прошептала Анна, и Александр Петрович увидел, как она пристально смотрит на него – глаза в глаза.
– Спокойной ночи!
Когда он приставлял лестницу к верхней полке, за окном снова мелькнул одинокий фонарь, и он увидел, что Анна повернулась на бок лицом к стене и подоткнула ладошку себе под щёку.
«Спит! Она всегда так засыпает!»
Он забрался на полку, лёг на спину, заложил руки за голову и с удовольствием потянулся.
У Александра Петровича были свои причины для переживаний, о которых Анна ничего не знала. Эти причины объявились давно и имели имя собственное – это был Антошка.
Китайский контрабандист Антошка – Чжан Сяосун, переправивший его с Тельновым из Благовещенска в Сахалян, – тот самый Антошка, которого через три года после этого он спас от смерти в тайге и со слитками золота оставил у подножия безымянной сопки на берегу уже широкой в том месте Гунбилахэ, – нашёл Александра Петровича в Харбине ровно через год, в июле 1925-го.
Он поджидал на Большом проспекте, недалеко от дома, когда Адельберг возвращался из Беженского комитета. Они друг друга сразу узнали, хотя китаец был одет в дорогой европейский костюм и имел вид вполне преуспевающего коммерсанта. Он был гладко выбрит, кроме усов, которые представляли собой несколько ровно подстриженных, почти прозрачных волосинок над уголками рта. В карман его жилета заглядывала дорогая золотая цепочка, которую Александр Петрович сразу узнал. Но, в отличие от других состоятельных китайцев, на пальцах Антошки не было ни одного золотого перстня.
Антошка начал без обиняков:
– Моя твоя следи! Моя твоя всё знай. Моя – дело еси!
Александр Петрович хотел было удивиться и встрече, и такому началу разговора, но не получилось, и не оттого, что он не ожидал когда-нибудь увидеть Антошку, он даже не думал об этом; он не мог себе этого объяснить, но точно, что на душе у него в этот момент было совершенно спокойно.
По виду Антошки Александр Петрович сразу понял, что разговор предстоит серьёзный, и, чтобы не получилось недомолвок на Антошкином «твоя-моя», перешёл на китайский:
– Говори!
Антошка промокнул носовым платком уголки рта, шумно, одновременно носом и ртом, втянул воздух и сказал:
– У нас китайский обычай – если кто-то спасёт китайца, то отвечает за него всю жизнь.
– Знаю! – ответил Александр Петрович.
– У вас обычай другой – наоборот! – Антошка долго и молча смотрел на Адельберга. Не дождавшись ответа, он продолжил: – Сейчас я хочу следовать вашему обычаю…
Александр Петрович кивнул.
– …я считаю себя обязанным тебе за то, что ты спас мне жизнь! Я благодарен тебе и хочу дать тебе часть того золота.
Александр Петрович хотел ответить, но Антошка не дал ему говорить:
– Я знаю, что на железную дорогу пришли «сулянь» и всех вас – «бай э» уволили, и ты, наверное, остался без работы, я правильно сказал?
– Правильно, ты сказал всё правильно – Советы нас, белых русских, действительно уволили с дороги…
– И жизнь у тебя сейчас, должно быть, не очень хорошая!
– Ты правильно говоришь, но жить можно!
– Наверное, опять что-то продал? – спросил Антошка и с иронической улыбкой зацепился большим пальцем за золотую цепочку, висевшую на его жилете.
«Помнит, ничего не забыл!»
Александр Петрович вспомнил, как тогда улыбнулся китаец и покачал головой, потом свесился с полки, взял книгу, раскрыл её и тут же закрыл. «Нет! – подумал он. – Прежде чем заснуть, надо обдумать завтрашние действия с Антошкой!»
На той, первой встрече Антошка объяснил, что Адельберг нужен ему для дела.
– А цепочку забери, – сказал он, – дядька был не прав…
– Цепочка его, – возразил тогда Александр Петрович. – Я ему продал эту вещь за деньги!
– Нет! Он должен был дать денег больше, чем дал, – твердо заявил Антошка и отцепил цепочку от жилетки и от часов. – Ещё у меня к тебе просьба! Я не буду ничего рассказывать подробно, я выполняю задание очень важных людей и не могу с этим золотом ездить по Китаю, а ездить мне приходится очень много…
– Что за просьба? – спросил Адельберг, он насторожился, он знал, что китаец просто так не станет обращаться с просьбами, тем более к иностранцу.
– Надо спрятать золото в таком месте, о котором знал бы только ты!
– А ты? А вдруг я тебя обману и убегу с твоим золотом?
Антошка посмотрел на Адельберга, ухмыльнулся, промокнул платком уголки рта и шумно всосал воздух одновременно ртом и носом. Александр Петрович услышал этот звук, такой характерный для простых китайцев, и подумал: «Лаобайсйн, ты и есть лаобайсин, никакими костюмами и платками этого не скроешь!»
– Ты мог это сделать в прошлом году в июле, и я бы об этом ничего не узнал! – возразил Антошка.
– Почему?
– Потому что я бы умер! Ты уже спрашивал!