Хелен
Шрифт:
Я смотрел на Хелен, наши взгляды встретились - глаза её были задумчивы, лицо спокойно.
Я ответил, что хочу.
Все присяжные поочередно подтвердили, что согласны с вынесенным вердиктом. Затем судья назначил дату оглашения приговора. Через неделю.
Хелен сказала:
– Спасибо, Блейк. И вам, Милли. Вы были очень терпеливы и добры ко мне. Спасибо за все.
Глава десятая
Клэр сама перезвонила ко мне в контору.
– Как ты, Блейк?
– Жив пока, - уныло ответил я.
– Раны, правда, кровоточат. Постарел немного. Мудрости
– Блейк, ты поверишь, если я скажу, что от всей души желала тебе победы? Я молилась за тебя.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя, Блейк. И... ты мне нужен.
– Ты её ненавидишь.
– Нет, Блейк. Она мне безразлична. А вот ты - небезразличен.
– Что ж, в любом случае я проиграл.
– Приходи ужинать, Блейк.
– У меня тут скопились целые горы работы. Я все дела запустил.
– Блейк, я накормлю детей и уложу их спать. Мы с тобой можем поужинать и в восемь, и в девять и даже в десять. Когда угодно. Только приезжай.
– Хорошо. Я приеду.
Все это было бесполезно. Между нами пролегла пропасть обмана, ведь за все годы совместной жизни я никогда не изменял Клэр. Удар был для Клэр страшный, тем более, что вести обрушились на неё с пугающей неожиданностью. Тем не менее сражалась она за меня и за нашу семью с мужеством, достойным восхищения. Сервированный ею стол послужил бы прекрасной иллюстрацией для цветного центрального разворота специализированного женского журнала по ведению домашнего хозяйства. В столовой царил полумрак, на столе горели свечи, а в ведерке со льдом темнела бутылка вина. Клэр приготовила мои любимые яства: телячьи котлетки и жареную картошку с зеленым горошком. Увы, все это сейчас казалось мне бессмысленным и даже нелепым. Мысли о Хелен отравили мне даже мысли о еде; каким-то непостижимым образом Хелен умудрилась сорвать с Сан-Вердо окутывавшую его невидимую завесу, оставив город совершенно голым. А ведь такой город как Сан-Вердо не должен оставаться голым. Голым сделались и я, и Клэр, и все остальные.
– Жаль, что я не разбираюсь во французских винах, - с наигранной веселостью сказала Клэр.
– У Рут Гордон есть про них книжка - надо взять и почитать. Правда, я все равно не знаю, что подавать к телячьим котлеткам шабли, сотерн или что-нибудь еще. Словом, я взяла бутылку альмаденского.
– Альмаденское - тоже хорошее, - сказал я.
– Ничуть не уступает калифорнийскому.
За ужином мы с Клэр обсуждали вина и блюда, всячески избегая заговаривать о главном, пока наконец моя жена не спросила:
– А чем я перед тобой провинилась, Блейк?
– Ничем. Абсолютно ничем.
Тут она ударилась в слезы, приговаривая:
– Она такая красивая, а я дурнушка. За что ей дано счастье - ведь она шлюха! Но такая красивая...
* * *
Я подготовил необходимые документы и подал апелляцию - прекрасно знаю, что это бесполезно. Неделю спустя, когда мы с Хелен пришли в судейскую комнату, судья Харрингтон поморгал сморщенными веками,
– Хелен Пиласки, хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я зачитаю вам приговор?
Хелен взглянула на него с полным безразличием.
– Нет, старик, - промолвила она.
– Мне нечего сказать вам.
– Обращайтесь к нему "ваша честь"!
– рявкнул вооруженный сержант-охранник и тут же смешался, когда Хелен, повернувшись, устремила на него холодный взгляд. Судья сказал:
– Что ж, Хелен Пиласки, в соответствии с законом, я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Казнь состоится через тридцать три дня, и да сжалится над вами Господь.
– В самом деле?
– промолвила Хелен.
– Эх, старичок, похоже, чужая смерть доставляет вам удовольствие. Меня от вас тошнит - даже сильнее, чем от судьи Ноутона. От вас на милю разит ладаном.
– Уведите её отсюда!
– завопил Харрингтон.
Красотка Шварц и я вывели Хелен в длинный коридор, которым здание суда соединялось с тюрьмой. Я сказал надзирательнице, что хотел бы переговорить со своей подзащитной в комнате для свиданий.
– Ну и раскипятился же этот старый хрыч, - сказала Красотка.
– Никогда ещё его таким не видела.
– Да, пожалуй, - согласился я, а сам подумал, что Харрингтон мне это запомнит; ведь я даже не попытался заступиться за него и осадить Хелен. И вообще число жителей Сан-Вердо, не считающих меня своим лучшим другом, росло как на дрожжах.
– Вы не хотите оставаться один, мистер Эддиман?
– спросила вдруг Хелен.
– Да, - кивнул я.
– Одно дело, когда приговор ещё не оглашен, но совсем другое...
– Да.
– Здесь только одна дверь, - сказала Красотка Шварц.
– Если хотите, я попрошу полицейского подежурить возле нее.
– Дайте ей честное слово, - попросила Хелен.
– Да и потом - куда нам бежать?
– Эх, отважная вы женщина, - вздохнула надзирательница.
– Да, сэр, с такими я ещё не сталкивалась.
– Оставьте нас, Красотка, - устало попросил я.
– Пожалуйста.
– Хорошо. Я буду за дверью. И - не обижайтесь на меня, мистер Эддиман. Будь это в моих силах, я бы её отпустила. Но кто я такая? Полицейская крыса.
Она вышла, а мы с Хелен уселись за стол. Хелен сказала:
– Помиритесь с Клэр, Блейк. Не надо меня любить.
– Через тридцать три дня ты умрешь. Никакие апелляции и обращения нам не помогут. Они уже твердо решили, что должны повесить женщину. Подонки! Господи, Хелен, неужели тебе это безразлично?
– Да, Блейк. Меня это не трогает.
– Но почему? Ведь ты так молода. Тебе бы жить да радоваться. Почему тебе все это безразлично?
– Я не вижу смысла в этой жизни, Блейк. Неужели вам самим никогда не приходилось сталкиваться с чем-то непонятным и необъяснимым?
– С таким, как сейчас, я сталкиваюсь впервые. Послушай, Хелен, но теперь-то я должен узнать - почему ты убила судью Ноутона?