Химера
Шрифт:
Я был везде и нигде… Одновременно всем и ничем… Практически божеством — огненной Химерой. Чувствовал, что здесь и сейчас в моих руках — начало всех начал… Хотя разум познал лишь мгновение, но даже оно воплощало в себе вечность…
Показалось, что в нескольких метрах от себя, на фоне неоглядного космоса и тусклого свечения Млечного пути, я увидел мифического допельгангера. Почти точную копию меня самого, вплоть до самых мелких деталей. Только от него исходили потоки злобы и ненависти ко всему живому. Невиданной силы, зашкаливающей за все разумные пределы, сравнимой лишь с силой атомного взрыва. Все это клокотало и бурлило внутри его темной сущности, изредка
Я не отводил взгляда и продолжал смотреть ему прямо в глаза, спокойно, без страха. Его тело, словно пластилин, трансформировалось в незнакомого мне человека, полностью теряя сходство, и становясь еще более прозрачным, пока совсем не растворилось. Бурлящая первозданная энергия переполнила меня, и я вновь отключился…
Город за окном, погруженный в густую вязь тьмы, пестрел блеском неоновых вывесок и ярких огней окон прилегающих домов. Я по-прежнему сидел в кожаном кресле и сжимал в руках зловещую фигурку. Внезапно голову накрыло волной нестерпимой боли, словно от взрыва осколочной гранаты в ограниченном объеме черепной коробки. Тут же, с появлением боли, ушли в глубину подсознания приобретенные навыки и знания, вернув меня к зачаточному уровню «младенца».
Бросив окровавленный амулет на стол, я поднялся с кресла и с трудом подошел к старинному зеркалу, висящему на стене. Выглядел я неважно. Лицо неестественно бледное, перепачканное загустевшей кровью из носа. Отекшие глаза почему-то разного цвета. Как у Рихтера… Странно это все…
Рубашка тоже не избежала возмездия. Она уделана темными пятнами крови почти до живота. Тело гудело от усталости, безумно хотелось спать.
Самым правильным решением было отправиться домой, что я, не раздумывая, и сделал. Всего несколько шагов по ступенькам, и за спиной, откуда-то со второго этажа послышался дикий смех гиены. Он вызывал в сознании боль, как будто что-то вгрызалось острыми зубами в плоть на кончиках пальцев. Мистика… Но мне не хотелось подниматься наверх и разбираться с этим весельчаком. Я спустился по лестнице и вышел на улицу, попутно вызывая по сотовому такси. Слишком устал, нужно отдохнуть…
ГЛАВА ПЯТАЯ
ДВЕРЬ В НИКУДА ИЗ НИОТКУДА
Сегодня утром я проснулся в уютной кровати, и что важно — в собственной. К тому же не от того, что кто-то наглым образом потревожил сон. Все проще — я невообразимо устал спать. Да, и такому суждено было случиться в жизни.
Обычно раздражающий будильник мирно шелестел черными усами-стрелками на прикроватной тумбочке. Он даже и не думал трезвонить шутовской шапочкой с бубенцами, и этим пробуждал во мне сладостное умиление.
Быть может, будильник испугался недавних угроз? Что я там говорю ему спросонья?.. Клянусь выбросить его в окно, прямо под колеса несущихся автомобилей. Отправить в мусорное ведро, где ему самое место. Познакомить с многотонным прессом, который в секунды превратит бедолагу в металлическую котлету. Все-таки вряд ли… Ну, не похож он на впечатлительную особу. Все намного бесхитростней — не заводил я его вчера… Как и позавчера, и позапозавчера… Я же в отпуске…
Вот оно, персональное
Я принадлежал только себе и делал все, что захочу. То есть, в основном ничего не хотел и ничего не делал. Вот уже неделю я непрерывно бездельничал, и казалось, что с каждым днем отдыха я все сильнее в нем нуждаюсь. Не было этому ни конца ни края, и не вырваться мне из замкнутого круга. Чем дольше отдыхал, тем большую усталость испытывал. Ее нельзя сравнить даже с изнеможением от работы грузчика. Такого, которому приходится разгружать мешки с мукой весом в полцентнера часов по шестнадцать в сутки.
Но жизнь, несмотря ни на что, божественно прекрасна, и об этом хочется кричать во всю ширину луженой глотки, на весь земной шар! Пожалуй, эту эйфорию не описать всеми словами мира, ни на одном языке. Намерение было настолько сильным, что я пополнил список заветных желаний еще одним пунктом. Под номером одиннадцать — «поорать на вершине зеркального небоскреба». Разместилось оно между «прокатиться на огненно-красном жеребце «Ferrari», разогнав его до максимума» и «плюнуть с верхнего уровня Эйфелевой башни на головы беспечных парижан».
В отпуск меня отправил Альфред, отблагодарив за плодотворный труд, несмотря на то, что отработал я чуть больше месяца. Следуя его совету: не спорить, я не стал отказываться от предоставленного кусочка счастья. Выполнив все пожелания Рихтера, получил его благословение и добротные премиальные, немного недотягивающие до бюджета Княжества Лихтенштейн.
Конечно, он переоценил мой титанический вклад в наше общее дело. Не был труд настолько хорош, даже для новичка.
Пару раз меня нагло кинули на деньги — других слов не подберешь. Подсунули состаренные китайские подделки вместо антиквариата. Однажды я по черепушке получил, да так, что сознание ненадолго покинуло меня. В отличие от ценностей и «лишних» денежных средств, утраченных навсегда во мраке беспредела.
Но Рихтер убеждал в том, что так бывает со всеми, и даже с ним, почти один в один. Может, он и сочинял чуть-чуть. Хотя, вернее сказать, много привирал, но это вселяло необходимую уверенность в собственных силах.
Время бежало галопом, неистово ржа и брыкаясь на ходу, словно вырвавшийся на волю мустанг. Появлялся бесценный опыт, иногда даже положительный. Зарождались негласные каноны, от которых я больше не отступал. И все вроде налаживалось…
Ну, или мне так хотелось думать…
Всему в мире свойственно заканчиваться, рано или поздно. Исключением не стал и скоротечный отпуск. Смешные усы на будильнике застыли по обе стороны числа двенадцать, больше походя теперь на озлобленные брови.
Из этого следовало два события. Во-первых, нужно вставать, пока враждебные часы не покусали. Во-вторых, до поезда не так много времени, и его нужно использовать с умом.
Сегодня я отправляюсь в Москву, в важную командировку вместе с Рихтером. По поводу ответов на таинственные вопросы. На встречу с загадочным человеком, личность которого окутана маревом конспиративности. Да, именно так и никак иначе. Это все, что я смог выпытать у Рихтера, несмотря на всю свою твердокаменную настойчивость.