Химера

Ворожцов Дмитрий

— Какие еще тараканы? — уточнил я, для того чтобы поддержать беседу.

— Тараканы? Да разные… У кого покрупнее, у кого помельче. Сказка не об этом, не перебивай… Но отказал ей молодец. Не буду, говорит, такими делишками гнусными заниматься. А она ему мешочком с золотыми звонкими трясет перед лицом тощим и посмеивается: «Будешь, куда ты денешься». На те деньги можно два раза по полцарства купить и еще бы на обмыть осталось. И сломалось что-то у «молодца» внутри, хрустнуло, как ветка на дереве вековом, внутри червями изъеденная.

Сделал он гадость для нее, и отдала она ему обещанное…

— Причем тут котлеты, если не секрет, конечно? — перебил я увлеченного бомжа-мыслителя.

— Да что ты за кадр такой?! Все время перебиваешь. Слушай… Пропустишь самое важное, — одернул меня «Дед Мороз» и поднес немытый палец ко рту. Радует, что к своему.

— Истину глаголишь, Аркаша, — назидательным тоном сказал «философ». — Но ты на него не серчай. Зеленый он еще.

— Да вижу я, Василий Федорович, что он только с грядки «вылупился». Ему еще расти и расти…

— Я вам не мешаю меня обсуждать? — спросил я с иронией, стряхивая на тарелку укроп с чебурека.

— Не мешаешь, — ответил бомж по имени Василий. — Тьфу на тебя, весь настрой сбил… Салабон… Вот как мне теперь продолжать?

— Не обращай внимания, рассказывай, — приободрил напарник и похлопал его по плечу.

— Да-да! Не обращайте на меня внимания — продолжайте.

— Короче, пошел он в магазин, прикупил самый дорогой коньяк, который увидел. «Ненси Хо», что ли, назывался… В харчевне сандвич заморский взял. Он давно уже о нем мечтал. Год… Может, полтора стекла закусочной до блеска нализывал, что даже после него и не перемывали, — бормотал «философ», сглатывая обильную слюну.

Ну вот, наверное, до котлет добрались, уже вперед. Все-таки он про себя рассказывает, теперь я в этом уже не сомневаюсь. Конспиратор фигов!

— Дак вот… Устроился он, значит, на вымышленном троне поудобней и приговорил с ходу литрушку отвара божественного, в прикуску с чудом чужеземным. Дальше все как во тьме, ничего не помню. Вернее, знакомый не помнил…

— Я понял, что знакомый. Можно не уточнять.

— Только утром молодец узнал, что просьба «мамзели» вовсе и не такая уж и нелепая была. На самом деле, до мелочей продуманная. Он ведь оказался лишь снежинкой на айсберге, об который «Титаник» споткнулся и в морскую пучину ушел.

Хитросплетение его слов начинало меня напрягать. Нити связи со здравым смыслом ускользали из рук. Вроде он и не пил, но развозило его все больше.

— И?.. Котлеты-то причем? А вдова эта кто такая? Ничего не понял…

— Да что ты такой непонятливый! Ласты он склеил. Копыта отбросил. Душу господину отдал. Простите меня, конечно, многоуважаемый, но что вам больше нравится, то и выбирайте, — пробубнил «мыслитель» и уставился на меня не моргая.

— А с «черной вдовой» что случилось?

— Ничего не случилось. Живет-поживает, мед-пиво попивает, дальше гадости думает и козни строит. Но это другая сказка. Она еще не дописана, —

закончил он и ткнул в чебурек грязным пальцем с кривым ногтем. — Будешь это жрать?

— Нет, это я для тебя купил. Так и знал, что понадобится. Сразу увидел, что ты голоден! — утопая в злости, бросил я.

— Хороший ты человек Во… ва… ве… — начал хвалить меня «философ», но вдруг ненадолго запнулся и глянул по сторонам. — Вовек тебя не забуду!

— Приятного аппетита! — широко улыбаясь, произнес я.

Затем глотнул ядрено пузыристой, аж до слез, жидкости из стакана и направился к выходу. Они тут, что, все сговорились? Что творится у них в голове? Полная бредятина… Какие там у Василия Федоровича тараканы — мадагаскарские шипящие? Алкоголь добил его и так обреченный мозг, и он теперь пишет сказки, рожденные галлюцинациями? Ладно, все к лучшему. Я хотя бы этой отравы не наелся, которую здесь чебуреком называют.

Хотя нет, все-таки отравился… Зря я эту насыщенную «Силби-любовью» кока-колу хлебнул. И кто только этому напитку такое название придумал? В нем точно допустили ошибку — в первом слове должно быть две буквы «а».

— Дяденька, дай пяточек серебряный! — крикнул нагловато-хамоватый беспризорник и дернул меня за рукав.

— Что? Кто тебе сказал?.. Ты у меня его хочешь сп… — выругался я, останавливаясь у дверей.

Руки уже обыскивали карманы. Монетка лежала на месте.

— Дяденька, у тебя точно кукушку рвет не по-детски. Мажоры без денег по кабакам не ходят. Просто так никто никому ничего не дает. Гони монету… Пожалуйста!

— Да понял я уже. Вот держи соточку рублей. Клей только не нюхай.

— Что не делать? О-о! Благодарствую, милостивый государь, за добро такое вам вернется! — бормотал беспризорник и раздавал виртуозно-замысловатые реверансы с выпученными глазами. — Благодарствую, милостивый государь… Благодарствую…

Но лишь до тех пор, пока не забрался в толпу ротозеев, где и растворился бесследно.

Сумасшедший дом, а не кафе. Псих на психе сидит и психом погоняет… А где-то ведь еще управляющий псих должен быть.

— Не все, что ты видишь, на самом деле то, на что оно похоже. Удачи, пилигрим, она тебе еще понадобится. Силби знает, что в зеркале души все… — бросил вслед бармен, но до конца я не расслышал. Дверь захлопнулась раньше.

Я сделал еще пару шагов, переваривая услышанное и увиденное, но тут мозг пронзила пугающая мысль. Словно серпом по яй… по срамным причиндалам Урана, как сказал бы Рихтер. Только теперь до меня дошло, что показалось парадоксальным в его словах. Что так пугало и настораживало. Точно! Акцент… Он произнес последние слова без акцента, на чисто русском языке.

Бежать отсюда без оглядки, бежать сломя голову! И чем быстрее, тем лучше…

* * *

Информационное табло показывало, что до отправки поезда еще одиннадцать минут… Но стоял он на последнем пути.