Химеры Хемингуэя
Шрифт:
— Тогда почему тебе не взять и не родить ему ребенка?
— Потому что он бесплоден, Джонатон. Как тебе еще объяснить?
— Но я же видел, как вы…
— Он не может эякулировать, ясно? Спермы нет.
— Так, значит, твой ребенок от… меня?
— Если, разумеется, не зачат непорочно. Зачем, по-твоему, я тебя спрашивала про аборт?
— Не делай этого. — Слова вырвались неожиданно, мы оба не готовы были вообразить все последствия.
— Ты же сам сказал, что я должна, без сомнения.
— Я не понял, о чем ты спрашиваешь.
— Пожалуйста, Джонатон. Повтори, что ты сказал.
— Не делай аборт.
— Не это.
—
— Для романа? Ты готов на все ради продолжения.
— Мы бросим книгу. Сожжем ее, как первую, только не оставим ни единой копии.
— Ты чокнутый. Я с тобой связалась, только чтобы…
— Это неправда. Саймон разведется с тобой. Я не вижу других вариантов. Я немедленно оставлю Мишель. Она будет довольна, что получит всю компенсацию за предоплату нашего круиза.
— Какого круиза?
— На Карибы, в июне. Но с этим покончено.
— Нет.
— Пойдем со мной, Стэси. У меня есть деньги. Если мы уедем сейчас, нам не нужно будет возвращаться.
— Куда мы поедем?
— В другую страну.
— В Мексику?
— Конечно.
— Я не говорю по-испански. И ты тоже.
— Мы купим словарь.
— Если мне и впрямь надо учить язык, пусть это будет русский.
— Тогда в Москву.
— Петербург? Там Набоков жил.
— Прекрасно. Тебе нужно что-нибудь надеть. Я вызову такси. В аэропорту найдем самолет. — Я встал. Она следом. Я вышел. Набрал номер на телефоне у кровати, со стороны Саймона. — Мне нужно такси в…
— Прошу тебя. — Стэси вздохнула и нажала отбой. — Тебе нужна я, а не другая страна. — Она обернула нас своей простыней и под этим покровом раздела меня.
— Я отправлюсь куда угодно, если ты будешь со мной.
— Мы уже здесь. Войди в меня.
Значит, все не важно? Последствия отложены, мы воспользовались моментом — нашим последним моментом.
xii
Я составил нижеследующий отчет из газетных вырезок, а также полицейских рапортов и расшифровок стенограмм, ибо после случившегося все участники для меня стали недосягаемы. Я не профессиональный репортер, и обстоятельства не оставили меня беспристрастным. Но все же, несмотря на все оговорки, я чувствую, что обязан развеять слухи, которые сопровождают огласку, сопутствующую подобным обстоятельствам, и письменно изложить факты — с ясностью, каковой могу располагать по прошествии нескольких месяцев после окончания этой истории: в день возвращения из нашего трехдневного путешествия к океану Мишель взяла длинный перерыв на обед, чтобы съездить в Пало-Альто, — ее вторая за ту неделю полуденная вылазка в Университет Лиланда. В учебной части факультета английского языка она сообщила секретарю, что у нее назначена встреча с профессором Тони Сьенной, и ее отправили в факультетскую библиотеку. Она миновала закрытый кабинет, где встречалась с Тони Сьенной в прошлый раз, и попала в обшитую панелями комнату, где не было никого, кроме Тони. Он сидел за столом с библейским указателем, который она одолжила ему на днях.
Тони попросил закрыть дверь. Он выразил свое удовлетворение тем, что, послушавшись совета Донателло, она сразу принесла эту вырванную страницу ему, не тратя времени на менее уважаемых ученых, но когда она спросила о происхождении страницы, он замялся. Разумеется, он не отрицал, что отрывок дословно совпадает с текстом «Как пали
Мало того. Мишель намеревалась доказать невиновность Анастасии — дабы убедить своего жениха, что ему не нужно защищать Стэси, храня в тайне свои подозрения, что ему следует смело доверять подобные проблемы будущей жене, а не распределять свои привязанности таким образом, который менее зрелой женщине дал бы повод для подозрения в неверности. К тому же, если бы Анастасия каким-то образом оказалась невиновной в вопиющем плагиате, самой Мишель не пришлось бы выяснять, откуда у ее будущего мужа взялась столь убийственная улика против ее лучшей подруги, как она попала к нему в руки и по какому соглашению, реальному либо им измышленному, на него падала ответственность за ее сокрытие.
— Возможно ли, чтобы Стэси не могла позволить себе новую бумагу, — спросила Мишель у Тони, — и была вынуждена использовать тетради, оставшиеся от?.. — Но вопрос прозвучал настолько глупо, что даже она не смогла договорить.
От обеих сторон мы слышали, что Тони взял контроль над ситуацией на себя и, с учетом ее значения для будущего западной литературной традиции, счел себя обязанным предотвратить любые скороспелые выводы. Под этим предлогом он настоял, чтобы Анастасия ничего не знала о его расследовании, которое «должно поставить всеобщее благо выше наших личных интересов», и чтобы даже этот Джонатон, которому «красота, быть может, важнее правды», был избавлен от соблазна опорочить свое доброе имя, уничтожив другие улики, находящиеся в его распоряжении. После этого Тони отдал ей указатель, но отказался вернуть оригинал рукописной страницы, заявив, что в его кабинете она будет в полной сохранности, и пояснив, что не может работать с ксерокопией, не располагая информацией о волокне бумаги, нажиме ручки и прочих криминалистических формальностях, которыми он не желает ей докучать.
Не озадачили ли ее эти странные формулировки, скорее юридические, чем научные? Спросила ли она, зачем ему устраивать такое серьезное разбирательство или что он собирается сделать с Анастасией по его окончании? Зачем вообще Мишель отправилась к нему, помня, что Тони и Стэси когда-то были вместе? Надеялась вернуть любовника, уличив подругу? Неужели признание Стэси виновной требовалось ей, дабы понять, как важна всем нам была ее внешняя невинность? Или Мишель просто запуталась, как все остальные?
xiii
Я рано ушел от Стэси в тот день. После того, как она осталась удовлетворена тем, что я остался удовлетворен ею, она захотела, чтобы я оставил ее одну. Помню, она сказала:
— Я чувствую себя как кошка, с которой слишком долго играли, — и натянула через голову старое льняное платье. Она хотела, чтобы я вылез из ее постели. Я, прирученный, хотел было помочь ее заправить. Стэси сказала, что мне пора.
— Мишель нет дома, по крайней мере сейчас.