Химеры. Том 1
Шрифт:
– Как только скажу, стреляй чуть ниже глаз, там брюхо, может, пробьём, - шепчет Аскольд.
Натягиваю тетиву, мышцы каменеют от боли, с ужасом понимаю, пальцы не выдерживают силы натяжения лука, сейчас стрела соскользнёт, но звучит команда: - Бей!
– стрелы одновременно поют, хруст, раздражённый скрип, горящие глаза взлетают вверх.
– Он поднялся на задние лапы, стреляй!
– кричит Аскольд.
Сам понимаю, вновь свистят стрелы, хрустит хитиновая броня, монстр завертелся на месте, трещат заросли, повело вонью яда, где-то звучит испуганный рык, семейство львов спешит убраться подальше от этих звуков и омерзительных
Насекомое увидело нас, стремительно бросается, растопырив передние лапы, это просто ад, такого ужаса я в жизни не испытывал, мне хочется быстрее умереть, не дожидаясь, когда меня обхватят лохматые конечности. Чисто машинально выпускаем ещё по паре стрел и бежим с криками и рёвом, стебли хлещут по лицам, а сзади ломится ужасное существо, плюётся ядом, скрипит хелицерами и бросает липкие нити.
– Разбегаемся!
– ору я. Монстр мгновенно поворачивается ко мне, но Аскольд оказывается за спиной чудовища и усыпает того стрелами, они втыкаются как гвозди в пластмассу. Существо разворачивается, начинаю стрелять я. Живучесть необъяснимая, бьём почти в упор, а оно не собирается издыхать, очень скоро закончатся стрелы и ... но слышим хлопок, словно, что-то лопнуло, брюхо насекомого трескается, и неожиданно быстро вываливаются склизкие внутренности и, поганят истерзанную землю. Монстр съёживается, лапы поджимает под себя и, словно засыпает. Мы стоим, не двигаемся, всё ещё не можем оценить случившееся. Вдруг притворяется? Но нет, оно мертво и безобразно. Аскольд подходит ко мне, не узнаю его, он мокрый как мышь, попавшая в канализацию, глаза бегают, бородка истрепалась, а руки ... дрожат! Некоторое время он не может даже говорить, затем выдавливает: - Курить хочу, - садится он на корточки, но ноги не выдерживают, падает на спину, нервно смеётся.
– Ты ж, не куришь.
– До училища баловался. Хочу затянуться чем-нибудь невероятно крепким ... махоркой, можно с пиявками и гвоздями и самогона тяпнуть, настоянного на мухоморах. Но, думаю, и это меня в чувство не приведёт. А ещё я детство вспомнил, такое беззаботное и чудесное, по подвалам и чердакам лазали, костры жгли и картошку пекли ... у нас не было шансов. Знаешь, что нас спасло?
– Стрелы.
– Ни одна не пробила его хитин, вязли как в эбоните.
– Так, почему у него брюхо лопнуло?
– Посмотри внимательно. Видишь чёрный камень? Это огромная глыба обсидиана, пополам треснула, кромки как лезвия. На наше счастье насекомое с размаху насело на них, это просто чудо, другого объяснения найти не могу.
– А оно точно мёртвое?
– недоверчиво спрашиваю я, вглядываясь в скукоженную тушу.
– Мертвее не бывает. Так, наш Шаляпин! Бегом к нему, как бы ни обделался, бедняга.
Подбегаем к тропе, сиротливо мерцают липкие нити, а Миши нет. Князь Аскольд лазает вдоль тропы: - Отлепился, горемыка, побежал в сторону моря. Хорошо, что опять не к разлому, забитого всяческой мерзостью. Придётся вернуться к насекомому, стрелы повыдёргивать, затем, парня выручать.
Морщусь, но Аскольд прав, надо идти к чудовищу, а оно даже мёртвое вызывает непреодолимый ужас. Тащусь за другом, невыносимо воняет ядом и сырыми кишками.
– Подальше от морды отходи, вдруг начнутся конвульсии, зацепит, обидно будет, - советует друг, он с трудом выдёргивает стрелы. По большей части они ломаются, но и обломанные складывает в колчан.
Смотрю
– Вот и отомстили за ребят, - задумчиво говорю я.
Аскольд надёргал стрел, даёт жменю: - Шаляпин, если вновь не сбился с дороги, уже на подступах к санаторию.
– Был бы мобильник, Храповым позвонили.
– А если вертолёт - долетели. Но у нас кой чего осталось с прошлой жизни.
– Что именно?
– не понял я.
– Ноги. Ещё пробежимся, а то наш прыткий парень постарается снова вляпаться в неприятность.
Вновь гонка с препятствиями. На этот раз миновали зону густых зарослей, короткая травка, словно подстриженная, бежать легко, я уже вижу знакомые скальные выступы, между ними тропа, ведущая к первоначальному лагерю.
Пахнет морем, поднимается ветерок, первый предвестник наступающего утра. Благодаря стараниям Мишеньки, ночь быстро пролетела, так хочется при встрече, надавать ему по ушам.
– Главное, насекомое замочили, - словно слышит мои мысли Аскольд. Он переходит на шаг, я облегчённо вздыхаю.
Вместо того, чтоб сразу спускаться по тропе, князь осматривается, опускается на корточки, чуть ли не ползает.
– Что ещё?
– чувствуя, что сегодняшние приключения не заканчиваются, понуро спрашиваю я.
– Вроде как лисица, мышь бросила.
– Миша напугал её?
– Да, нет, наоборот, он её испугался, ломанулся мимо тропы, по склонам дальше, совсем нервы напряжены, так и разрыв сердца получить недолго.
– Вот, горе наше, - выругался я.
– Опять бежать?
– Нет, снова!
– голос Аскольда наполнен бодростью и задором. Но я догадываюсь, мой друг банально передо мной рисуется, его взгляд потускнел от усталости, бородка обвисла, словно сосульки весной.
– Ничего, сейчас нагоним, он не очень далеко, - Аскольд глубоко заглатывает воздух, резко выдыхает.
Действительно, стоило нам миновать отдельно торчащие скалы, мы его видим, но он не один. Наш герой ползает по земле, а его с хохотом пинают по рёбрам незнакомые люди.
– Кто это, бойцы Вилена Ждановича?
– Догадлив, - кривится Аскольд, - где-то там у них лагерь.
– Что они здесь делают? Ночью?
– Не видно, что ли, промышляют. Самим работать "западло", вот и ищут для себя рабов.
– Выручать надо парня, - меня захлёстывает негодование.
– Их четыре человека?
– Нет, вон ещё двое подходят, - замечаю я.
– Это уже плохо. Надо обходить справа.
Мишу поднимают на ноги, но тот падает, он совсем выбился из сил. Бьют по животу, он вскрикивает, пытается подняться, из глаз текут слёзы, вновь бьют, он бежит как клоун, широко расставляя ноги.
– Совсем обессилил, - замечает Аскольд, - однако, "мочить" их надо, у парня точно сердце не выдержит.
Мы обходим бандитов, прячемся между камней. Они идут не таясь, посмеиваются, делают замечания по поводу толстого зада своего пленника, их рожи гнусные, такие в комиксах рисуют, не зря ублюдков, природа наделяет отличительными чертами, нет в них не благородства, чистоты взгляда, одним словом, выродки.