Хирург и Она. Матрица?
Шрифт:
– Не надо из-под земли. Если что не так получится, просто позвоните мне. Вот моя визитная карточка.
Подошел охранник. Посмотрел неодобрительно.
– У нее муж умер, – сообщила ему Даша доверительно. – Я не хотела ей по телефону говорить, и вот, жалею.
Прислонив к стене сломленную соперницу, Даша пошла к лифту. Какая-то ее часть была довольна и чувствовала себя если не Любовью Орловой, то Никитой. Она чувствовала, что Останкино – это для нее.
16. Я буду стрелять. Я взорву, если надо.
В
"Значит, он в гаражах... Скорее всего, в подвале. Связанный, избитый, голодный. А почему тогда я еду в обратном направлении? Правильно еду. Чтобы все получилось как надо, в начале надо отъехать подальше от цели.
Господи, неужели это я!? Неужели это я взяла за грудки эту бедную женщину? И я, Даша Сапрыкина, серая конторская мышь, собираюсь вырвать его из рук бандитов?
Да, собираюсь... Я, не убившая и таракана. Разве дюжину мух. Черт! Эта решимость! Откуда она? Я же буду стрелять и взорву машину, если это будет нужно для его освобождения!
Значит, это было во мне. Та прежняя Даша была беременна мною. И она родила.
Родила от Хирурга. Он запустил в меня маленькие юркие мысли, и они сделали свое дело.
Сделали, потому что я – здоровая женщина. Женщина, способная родить. Женщина, способная на поступки.
Я буду стрелять. Я взорву, если надо. Я – женщина.
Ну конечно. Я взорву, я буду стрелять... Из чего?
Так... Надо все продумать, все разложить по полочкам. Значит, он – в гараже. В подвале. Его стерегут. Охранник этот сидит и не высовывается. К нему приезжают. Привозят еду. Ночью он наверняка выходит подышать и посмотреть на звезды...
А если его уже убили?!
Нет! Он им нужен. Им нужны его руки.
И потому его не убьют, а попытаются сломать. И потому время у меня есть. Он, его мучитель, выйдет подышать под Большой Медведицей, и я что-нибудь с ним сделаю.
Ой, сделаю!
17. Это в будущем пригодится.
Дома, ужиная, она пришла к мысли, что о работе не может быть и речи. "Какая работа? – думала она, не чувствуя ни вкуса, ни запаха сосисок, сваренных на скорую руку. – Я же беременна! Беременна чем-то неизъяснимым. Великим. Ну, значимым. Разве может беременная женщина рекламировать бетоносмесители? Нет! Беременные женщины идут в декретный отпуск.
Я должна решить, что делать с человеком, который в двенадцать часов ночи выйдет из гаража номер двести сорок шесть.
Что? Залезть на крышу? И сбросить кирпич?
Смешно. Детский детектив, да и только.
Сыграть проститутку?
Я? Увидев меня, он закроется изнутри. И будет дрожать от страха.
Надо ударить сразу. Железным прутом. Стать у двери и ударить, как только она откроется. Чтобы не увидеть глаз.
А Лора? Она наверняка уже позвонила своему любовнику. Своему хозяину. И меня уже ждут! Или не ждут, а просто перевезли его в другое место!!
Даша вскочила, схватила мобильник, позвонила Лоре.
– Да, вас слушают? – раздался чарующий голос.
– Я завтра поеду в гараж. И если его там не будет, или со мной
– Не беспокойтесь, милая, – прервал ее чарующий голос. – Я подумала, что если... если вы сможете его освободить, то это мне на руку. Я сообщу вам кое-что интересное, может быть, даже сногсшибательное, если вы на следствии пообещаете не упоминать меня ни коим образом...
– На следствии? Никакого следствия не будет. Мне от властей ничего не нужно.
– Не будет!? Жаль... Тогда не будет и интересного.
Человек, который собирается убить другого человека, вправе выражаться и Даша выразилась:
– "Вот сука! – выцедила она, опустив трубку. – А впрочем, если бы она была порядочной женщиной, то мне пришлось бы туго. Мы все непорядочны, потому что это практично...
Хватит слов.
Чем я его ударю? Штырем".
Штырь Даша подобрала на улице года три назад. Он лежал на дороге, откровенный и тяжеловесный. Сантиметров сорок длиной. Как раз в сумочку поместился. Она увидела его и подняла, удивляясь своему поступку.
Теперь понятно, почему подняла. Хирург говорил, что на свете все связано. И если вы, задумавшись на улице, падаете в канализационный люк, то это впрок. Это в будущем пригодится.
Где он, этот штырь? В сарае, на полке. Заржавел, небось. Надо пойти, посмотреть.
Даша пошла в сарай. Штырь был покрыт струпьями ржавчины. Но внушал уважение. "Я не подведу, – говорила его уверенная тяжесть. – Ты только вдарь мною по чему-нибудь твердому, разбуди меня. И себя тоже".
Даша вдарила по полке. Березовой. Мягкой. Удар получился. Дерево вскрикнуло, оскорбилось. Что-то вошло в Дашину кровь. Что-то способное помочь ей действовать жестко.
"А может, не надо? – сжалось сердце. – Может, лучше не бить, а биться о жизнь? Не стучать железом, но сердцем? Сажать цветы и проникаться ими? Быть уродиной, чтобы красивое было краше?
Нет! – Я же не ради себя! Я же ради него собираюсь ударить железом. Ради него".
Поверить себе не получилось. Даша сникла, улеглась на диван. На диван, на котором жил он.
На экране телевизора мужчина сказал милой женщине: "Я хочу жить с тобой!"
Сердце Даши приятно сжалось. "Я хочу жить с тобой!" Это было так красиво сказано! "Я хочу жить с тобой!" Я хочу ходить, чувствуя твою руку в своей руке, я хочу смотреть в голубое небо, зная, что ты смотришь в него же. Я хочу дышать с тобой одним воздухом. "Я хочу жить с тобой!" В этом выражении светилась вечность жизни, поднявшейся над сексом.
Даша счастливо заулыбалась. "Да, я не ради себя ударю. Ради него. Точнее, ради всего. Ради меня, ради себя, ради всех женщин, которым Хирург не достался.
18. Тата и Тома.
Приехав в Москву, Даша пошла на работу и оформила отпуск. Начальник отпускать не хотел – в конторе отпуска предоставляли строго по графику.
– Тогда увольняйте, – равнодушно сказала она.
Начальник, посмотрев внимательно, отпустил, – и Даша поехала в Болшево.