Хирург на районе (Записки районного хирурга)

Правдин Дмитрий

— Юра, ну что еще за новости? С каких это пор гнойные раны стали ушивать, причем наглухо? Я вам все время твержу, что хирургия — это мастерство, но это не значит, что следует одними руками работать, нужно еще и голову включать!

— Дмитрий Андреевич, я не думал, что все так произойдет. Карбункул был небольшим, ткани вокруг — не воспаленными, я и вырезал гнойник, и ушил, а он взял и вон как отреагировал!

— Да-а-а-а, друг мой Юрий, похоже, голова тебе нужна, только чтобы шапку носить, — проговорил я очень ласково, а потом взорвался: —

Это же элементарные вещи! Гнойные раны не шьются! Их подшивают, только если они на лице, и то делают наводящие швы под защитой дренажей! Спало воспаление — наложи вторичные швы, это аксиома в хирургии! Чего еще экспериментировать?

— Дмитрий Андреевич, но все эти каноны разрабатывались, когда не было антибиотиков! Вам не кажется, что некоторые из них требуют пересмотра?

— Нет, не кажется! Вместе с развитием фармакологии и микробы перестраиваются. Ты слышал о резистентности?

— О невосприимчивости микроорганизмов к лекарствам? Конечно, слышал, а это тут при чем?

— А при том, что по канонам антибиотики играют дополнительную роль, а не главную, как хочется тебе.

— То есть вскрыл гнойник, а антибиотики не назначать, так, по-вашему?

— Я этого не утверждал! Я говорю, что необходимо вскрыть гнойник, удалить некротические ткани, разъединить все перемычки и дренировать рану, и нет другой истины, кроме этой! А антибиотики — дело второе, и, пока я здесь заведующий, будет так!

— Да, я не оспариваю каноны, просто…

— Просто, если еще раз такое повторится, то пойдешь на прием вместо Саныча! Ясно?

— Ясно! Да я и сам понял, что ошибался!

— Для этого крысы и кролики есть, на худой конец, на себе пробуй, но больные тебе не подопытные!

— Дмитрий Андреевич, а я слышал, вы тут операции новые придумывали и за спиной Ермакова, старого заведующего, их внедряли, было такое?

— Было, но я не нарушал канонов! Я совершенствовал оперативные приемы, а это, как ты сам понимаешь, не одно и то же! Совершенствовать мастерство, не нарушая канонов, — это наша святая обязанность. Нарушая канон, ты пополняешь свое личное кладбище. Усек?

Юра проникся. Пока я оставался в ЦРБ, он больше не чудил.

Зато травматолог Брыу блеснул мастерством и эрудицией: взял и наглухо ушил укушенную рану лица.

Пастуха Семенова укусила за щеку лошадь. Бедолагу доставили в хирургию, вызвали Степана, тот ушил рану и со спокойной совестью отпустил пастуха домой.

Через пару дней Семенов поступил к нам в тяжелейшем состоянии с флегмоной лица. Я взял его в перевязочную, распустил все швы и сцедил триста миллилитров жидкого гноя.

— Степа, ну как же так? — начал я отчитывать незадачливого эскулапа. — Зачем рану ушил? Ты что, не знал, что она инфицированная?

— Конечно, знал, все укушенные раны считаются инфицированными! Дмитрий Андреевич, вы же сами нас учили, что шить можно только лицо!

— Не наглухо, как ты сделал! А наводящие швы наложить! На-во-дя-щие!

Понимаешь? И не смей даже заикаться о том, что при наличии мощных антибиотиков можно нарушать каноны!

— Я так не говорю, а антибиотики я и на самом деле назначил!

— Как же ты их назначил, если даже не госпитализировал пострадавшего в стационар?

— Я предлагал, а он не захотел! А антибиотики я назначил в таблетках.

— Да, конечно, пастух Семенов бросит все и пойдет таблетки покупать — на те деньги, за которые он может самогоном разжиться!

— Но он же обещал! — чуть не плача защищался Степан.

— Степа, ну ты меня удивляешь, поверил полупьяному пастуху! Значит так, с сегодняшнего дня все большие и инфицированные раны лица подлежат госпитализации. Если отказываются, то брать письменный отказ. Все! Это мое распоряжение, и горе тебе, если ослушаешься! Надеюсь, больше ты меня не расстроишь?

— Нет, Дмитрий Андреевич, не расстрою, — пообещал травматолог.

И сдержал слово! Он больше чем расстроил — он подвел меня под полное служебное несоответствие и выговор одновременно!

Ни для кого не секрет, что человеческие доктора, особенно хирурги, лечат иногда и животных. Я тоже грешил этим: несколько раз купировал уши собакам, обрезал хвосты щенкам, кастрировал кабанов и котов. Каждый хирург делал это — правда, только для хороших знакомых и только списанными или своими личными инструментами.

Степа пару раз ассистировал мне на подобных операциях. Знал бы, чем это все закончится, и близко бы не подпустил.

Лежал у нас с обширными ожогами некто Лапин. Мужичонка никчемный, тунеядец, как и все его друзья-собутыльники. Лапин набрался с дружками самогона больше положенного, жена не вытерпела и велела его в баню отнести. Ночью он проснулся, закурил и сотворил пожар. Баня сгорела, виновника успели спасти, только спина и ягодицы у него обгорели.

Ожоги — термическое поражение, больной достался Степану. Что-то у них не заладилось с первого дня, Лапин постоянно просил заменить врача. Я ему объяснил, что травматолог у нас один, и, если что не так, можно обратиться в областную больницу, в специализированное отделение термических поражений. На время пациент притих, а оказалось — затаился.

— Дмитрий Андреевич, а можно вам как заведующему жалобу высказать? — неожиданно для всех на утреннем обходе спросил Лапин и посмотрел на Брыу.

— Слушаю вас, — разрешил я.

— Я больше в гнойной перевязочной перевязываться не буду! Отказываюсь! Прошу разрешить мне перевязываться на втором этаже в чистой!

— Что за фокусы? Это почему еще?

— А вы у травматолога спросите! — прищурился Лапин.

— Мне нечего сказать, — слегка покраснел Степан. — Не знаю, почему этот пациент оказывается перевязываться на третьем этаже.

— Да все вы, доктор, знаете! — громко произнес обожженный тунеядец. — Раз вы не хотите говорить, тогда я скажу!