Хищники (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Сердце болит, конечно,– признался Федор Лукич.– Но ведь ей так хочется именно в институт кинематографии! А ее желание для меня закон. Хотя, с другой стороны, не могу себе представить, что буду делать, если она поступит. Уже сейчас тоскую и ловлю себя на мысли: а может, не поступит? Вернется и опять будет рядом…– Он посмотрел на свою спутницу.– Нехорошо так думать, да?
– Что же поделаешь, раз так думается? – улыбнулась Дагурова.– Сердцу не прикажешь.
– А я считаю, что это плохо.– Гай вздохнул.– Получается, говорю Марине
Некоторое время они молчали, потом Дагурова спросила Гая о Меженцеве.
– Звонил сегодня. Обещал приехать. В самые ближайшие дни…
– Как же директор не знает, когда явится его заместитель?
Федор Лукич покачал головой.
– Заместитель? Неизвестно, кто у кого… Алексей Варфоломеевич может иного председателя облисполкома заставить крутиться…
Выяснилось, что Меженцев числился заместителем Гая по науке как бы на общественных началах. Крупнейший ученый-биолог, он являлся одним из инициаторов создания заповедника Кедрового, можно сказать, его крестным отцом. С его мнением считаются даже в Москве, а тут он просто непререкаемый авторитет.
– А почему Алексей Варфоломеевич оказался замдиректора? Высокое начальство посчитало, что нужны знания и такой авторитет, как у Меженцева, чтобы принести как можно больше пользы заповеднику.
А трудностей было много, как это бывает с каждым новым делом.
Да и сейчас хватает.
Следователь поинтересовалась, как относится профессор к Осетрову.
– У них дружба. Оба непоседы. Заядлые путешественники,– сказал Гай.– Когда Меженцев узнал о случившемся, очень расспрашивал обо всей этой истории, разнервничался. А я при чем? Как было, то и передал…
«Значит, не в Чижике причина, почему Гай не может уволить Осетрова»,– подумала Дагурова, вспоминая разговор с участковым о леснике.
Приехали в Шамаюн. Федор Лукич спросил, куда подвезти следователя. И кажется, удивился, что ей надо в психоневрологическую больницу.
Ксения Павловна Мозговая производила действительно странное впечатление. Высокая, в безупречно белом выглаженном халате. На сухих длинных пальцах ярко-алый маникюр. Из-под высокой накрахмаленной докторской шапочки кокетливо выпущены на морщинистый лоб кудряшки редких волос. Густо покрытое пудрой дряблое лицо, брови шнурочком и тщательно выведенное помадой сердечко губ. Облик довершал желтый в синий горошек бант, лежавший на отворотах халата.
– Все в норме у твоего паренька,– хрипела весело Ксения Павловна.– Ножки, ручки и все остальное. Реакция как у волка. Рефлексы – и Павлов позавидовал бы…
То, что психиатр оказалась на самом деле приветливой, общительной, тоже удивило следователя: после телефонного разговора можно было подумать – брюзга и зануда. Но Мозговая сразу на «ты». Может быть, из-за разницы в возрасте?…
– А то, что он перенес сотрясение мозга в результате мотоциклетной
– Ничего с ним не будет. Наследственность у него крепкая. Сейчас говорят гены. И потом – натаскан. Как хорошая лайка. На границе служил. Момент существенный… Значит, первое: хорошо ориентируется в пространстве. Второе – легко адаптируется в обстановке со многими неожиданностями. Третье – отличная реакция на эти неожиданности и правильная оценка их… Знаете, какие нужны обстоятельства, чтобы разладить такую машину! Я уж не говорю о том, что у него отменное зрение и слух, мои коллеги проверили…
– А алкоголь?…– подсказала Ольга Арчиловна.– Бессонная ночь перед этим?…
– Он утверждает, что выпил немного. А вообще не пьет.
– Тем более. Значит, непривычен.
Мозговая скрестила руки на груди.
– Тут ты права,– сказала Ксения Павловна, подумав.– Реакция на алкоголь – вещь индивидуальная. Одних угнетает, других возбуждает… А что есть наша психика? Череда возбуждений и торможений… Хочешь, проверим Осетрова основательно? Но для этого надо будет положить в больницу…
Дагурова допускала возможность проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. Но не теперь.
– Сейчас преждевременно,– сказала она.
– Смотри,– хрипло бросила Мозговая.– Хозяин – барин.
– Ксения Павловна, но в принципе возможно, что Осетров, как вы выразились, неправильно реагировал в тот момент? Вытянутую руку принял за ружье, спокойно идущего человека – за тайком крадущегося? И так далее…
– А ты сама? Не случалось – видишь ветку в окне, а кажется, что-то диковинное, пугающее? Все мы чело-веки… За сорок пять лет практики я такое видывала. Вот скажи, может девочка в тринадцать лет видеть сквозь землю?
– В каком смысле?– Следователь уже привыкла к неожиданностям Мозговой и теперь не ломилась в открытую дверь.
– Даже не видеть… В общем, необъяснимый феномен. Почище, чем Кулешова. Вы, наверное, читали о такой?
– О Кулешовой?– переспросила Дагурова.– Это которая умела читать руками?
– А точнее, обладала так называемым кожным зрением. Помните, ей давали конверт, в котором был запечатан лист бумаги с текстом. Она водила по конверту рукой и читала, что написано на вложенном внутрь листке… Так вот, девочка, о которой я хочу рассказать,– тоже феномен в своем роде.
Ксения Павловна встала из-за стола, вышла на середину кабинета и, указывая на пол обеими руками, начала рассказывать:
– Похоронили ее отца. В гробу. В могилу. Как положено. Проходит день, проходит другой, девочка стала заговариваться. Пристает к взрослым. Твердит, что жив отец, и все тут. Голова у него, говорит, белая-белая! И дышит…
Мозговая замолчала. Ольге Арчиловне стало, честно говоря, не по себе. А Ксения Павловна продолжала:
– Добилась-таки своего. На третий день разрыли могилу. И что же ты думаешь?