Хищники (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Осечка?! – воскликнула Ольга Арчиловна.
– Вот-вот,– кивнул Артем Корнеевич,– выстрел с глушителем можно принять за осечку.– На расстоянии, конечно.
– Это очень важно,– сказала следователь. И напомнила своим помощникам показания Осетрова о том, что после щелчка-осечки он слышал, как над его ухом что-то просвистело…
Сообщение Веселых ее взволновало.
– Давайте попытаемся представить себе, как, кем и когда были сделаны выстрелы… Итак, что вы можете сказать? – обратилась Дагурова к Веселых.
– Вы
– Да.
– Ну,– провел по усам Артемий Корнеевич,– все три стреляные гильзы на месте. В стволах… Пойдем от последнего выстрела. Его сделали мальчишки. На наших, можно сказать, глазах.
– Над нашими головами,– поправил Иван Иванович, с интересом наблюдавший за разговором.
– Из показаний Осетрова следует: Авдонин якобы выстрелил в него, но была осечка,– продолжала уже Ольга Арчиловна.– Допустим, это был выстрел из нижнего ствола. Кто стрелял из второго верхнего? Все тот же Осетров утверждает, что Авдонин стрелял в него после осечки во второй раз… Может, так оно и было?
– Не знаю,– неуверенно произнес Артем Корнеевич.
– Верхние стволы тоже с глушителями?– спросила Дагурова.
– Нет.
– А время, когда стреляли, определить можно? – поинтересовалась Дагурова.
– Увы, до этого наука еще не дошла,– ответил Веселых.– Но, понимаете, если Авдонин выстрелил из двух стволов, то на месте происшествия можно обнаружить хотя бы следы. Мы облазили все вокруг буквально на коленях. Каждый кустик, каждую травинку осмотрели. Конечно, сколько могли… И ничего похожего! Ни одной свежей царапины… Конечно, пуля не пушечное ядро, могла улететь, знаете, куда…
– А скажите, бывают такие пули, ну…– следователь хотела что-то объяснить, но Артем Корнеевич перебил.
– Которые испаряются? Нет, не бывает,– засмеялся эксперт-криминалист.
– Что же получается, а?– развела руками Дагурова.– Если верить Осетрову, то выстрел из нижнего ствола с глушителем был. Он принял его за осечку. Затем, по его словам, Авдонин выстрелил второй раз. Выстрел прозвучал громко. Значит – из верхнего ствола. А пуль нет, и нет их следов.
– И мешка, о котором говорил Осетров, тоже нет,– подсказал Кабашкин.
– Да, прямо головоломка какая-то,– вздохнула Ольга Арчиловна.– Ну ладно, давайте закончим с авдонинским ружьем. Теперь о пуле, которую вы нашли сегодня утром в распадке, неподалеку от места происшествия,– продолжала Дагурова.– Вы считаете, что именно она поразила Авдонина?
– Почти наверняка,– ответил Артем Корнеевич, поглаживая чурбак, в котором застряла пуля.– Но окончательный ответ дадут в лаборатории судебных экспертиз. Я попрошу, чтобы все исследования провели как можно быстрее.
– Очень хорошо, Артем Корнеевич,– кивнула Дагурова. Если что интересное-звоните. А бумаги можно потом…
– А куда
– Капитану Резвых, домой. Он мне передаст.
Ольга Арчиловна и Веселых проверили, входит ли «зауэр» в чемодан Авдонина. В разобранном виде ружье помещалось там легко, и места оставалось еще предостаточно.
Потом разговор зашел о листке из школьной тетради, который непонятно каким образом оказался рядом с ружьем и бумажником Авдонина.
– Явно блатные стихи,– сказал Кабашкин.– Помню, когда я работал в районе, собирал коллекцию подобного творчества. Потом бросил.
– Что блатные – это верно,– подтвердила Дагурова.– Но кому принадлежит этот листок-вот в чем вопрос.
– А может, Авдонин тоже собирал?– выдвинул предположение Иван Иванович.– Хобби, так сказать…
Веселых от комментариев воздержался. Ольга Арчиловна приложила листок со стихами к делу. Подходило время ехать в аэропорт.
Мужчины закусили на скорую руку консервами и колбасой. А ровно в семнадцать двадцать, как было условлено, подъехал директор заповедника. Как всегда, вежливый и внимательный.
Его дочь Марина сидела в «уазике» немного растерянная и взволнованная. Ольга Арчиловна хотела сказать ей на прощание что-нибудь ободряющее, но, как это бывает впопыхах, только и нашлась, что пожелала ни пуха ни пера…
Федор Лукич, однако, во всей этой суматохе проводов не позабыл позаботиться о Дагуровой. Он, оказывается, попросил Аделину прийти ночевать в «академгородок», чтобы одной Ольге Арчиловне не было боязно.
Машина уехала. Ольге Арчиловне взгрустнулось. Потянуло домой. Она вдруг вспомнила: Виталий в экспедиции. Но ведь был еще Антошка.
На прошлой неделе они вместе с мальчиком ходили в универмаг, покупали ему форму, новый портфель, тетради, карандаши – в общем все, что нужно было к новому учебному году. А в магазине как раз был один из однокашников Антошки. Он, видимо, спросил, кто такая Ольга Арчиловна. Надо было видеть, с какой гордостью и радостью мальчик ответил: «Это моя мама». У Ольги Арчиловны тогда сдавило горло и на глаза выступили слезы…
Именно в этот момент, как ей показалось, Антошка навсегда вошел в ее сердце.
«Неужели Анастасия Родионовна не понимает, что делить нам нечего? – с грустью подумала Ольга Арчиловна.– Ведь действительно она, Анастасия Родионовна, нужна в доме. Всем. И Антошке, и мне, и Виталию. Значит, полновластная хозяйка – бабушка. Чего ей еще надо?»
Но размышлять о взаимоотношениях в новой семье было довольно тягостно. Видимо, нужно было еще какое-то время, чтобы Анастасия Родионовна сама разобралась, что ее обиды и подозрения не имеют никакой почвы…
Ольга Арчиловна достала свои записи, протоколы допросов. И, пробежав их, вдруг поняла, что совершенно не может представить себе личность Авдонина.