Хищные птицы
Шрифт:
— А я стал партизаном, — рассказал он, — потому что в наше селение пришли японцы. Они убили мою беременную жену, Я — простой неграмотный крестьянин, но я любил свою жену и люблю наш край.
Рассказав о себе, Мартин и Карьо захотели угнать, что привело в партизанский отряд Мандо. Он ведь молод, умен, и японцы наверняка были бы рады привлечь его на свою сторону. Почему он предпочел отправиться в горы? Ради чего он воюет?
— Я — филиппинец, — коротко ответил Мандо. — Разве этим не все сказано? — Мандо не стал распространяться о том, как ему
Все трое сознавали горькую правду, что немалая часть филиппинцев и филиппинок так или иначе помогала японцам, а Мандо даже пострадал от этого — хозяин, у которого он служил, донес на него японцам, чтобы выслужиться перед ними.
Проливной дождь оказался бессильным перед выносливостью и упорством трех молодых парней, и, словно убедившись в этом, дождь сначала поослаб, а потом и совсем прекратился. И хотя на них не было ни единого сухого пятнышка, сидя плотно прижавшись друг к другу спинами, они умудрялись кое-как согреваться. К тому же за оживленной беседой они на время забыли о своих невзгодах.
Тучи рассеялись, и снова выглянула луна. Лишь изредка ночную тишину нарушали шорох листьев да скатывавшиеся с них капли дождя. Прошло еще немного времени, разговор не возобновлялся; парни погрузились в дремоту, уткнув отяжелевшие головы в колени.
Разбудили их первые лучи солнца. Ясное небо, прекрасная погода и присмиревшая река — как все это было непохоже на вчерашний вечер.
Все трое принялись разминать затекшие ноги, Мандо бегал взад и вперед, боксировал. Затем упражнялся, поднимая здоровые камни вместо гирь. Будучи физически сильным от рождения, он постоянно тренировался и изучал каратэ.
На берегу они нашли несколько кокосовых орехов, видимо, принесенных сюда вздувшейся рекой.
— Манна небесная, — радостно провозгласил Карьо и стал собирать плоды, разбросанные по земле.
С помощью острого камня они проделали отверстия и отведали кокосового молока.
— Хорошо, — сказал Мартин. — Пожить бы тут пару деньков, отдохнули бы, как на ранчо.
— А кто предрекал нам голодную смерть в пути? — пошутил Мандо.
— Вот в городе и на равнине — там действительно туго, — сказал Карьо, — потому что там нет ни гуавы, ни кокосов.
Они раскалывали орехи, вынимали белую сердцевину и с удовольствием жевали ее.
— До того как я уехал в Манилу, — сообщил Мандо, — у нас в деревне, помнится, жарили эту белую сердцевину, как кукурузу, и продавали у дороги по двадцать сентаво. Это называлось кастаньог. Для многих один такой кусочек составлял весь завтрак.
— Замечательная вещь — кокосовая пальма, — проговорил Карьо с гордостью, как человек, родившийся и выросший среди кокосовых рощ. — Она тебе обеспечит и еду, и одежду,
— Кокосовые орехи тоже хороши, — подтвердил Мандо. — Взгляни вот на этот, который я только что расколол. В такой скорлупе побольше толку, чем в голове у иных наших лидеров.
— Мякоти-то у них в голове, пожалуй, побольше, — вставил Мартин.
— А по-моему, — закончил Карьо, — самое главное для лидера — это портфель. Без портфеля какой он лидер!
Мандо и Мартин согласились с ним.
Вдруг из чащи выглянули две мартышки.
— Вон, гляди! Твои родственники, — пошутил Карьо, Обращаясь к Мартину, и все трое от души рассмеялись.
— А знаете, что я сделаю, если вернутся американцы? — обратился Мартин к товарищам.
— А что ты можешь делать, кроме как чистить им ботинки? — съязвил Карьо.
— Вот тут ты, приятель, ошибаешься, — расхвастался Мартин и поиграл мышцами на руках. — Подцеплю парочку американок… и не пройдет и месяца, как они станут брюхатыми.
— Что ж они, не увидят, что ли, какой ты черномазый? — пренебрежительно заметил Карьо.
— Да американки без ума от филиппинцев. Спроси-ка у тех, кто жил в Калифорнии. Там сплошь и рядом из-за этого происходят драки между американцами и филиппинцами. Как только белые бабы увидят филиппинца, так сразу белых женишков побоку.
— Да вранье все это, выдумки, — отмахнулся Карьо.
— Не веришь? Дело твое.
Неожиданно они остановились и умолкли, так как заметили струйку воды, стекавшую вниз по отвесной скале. Не сговариваясь, они разом кинулись туда, позабыв обо всем, и жадно прильнули к живительной влаге.
Глава четвертая
Река, к которой вчера еще нельзя было и подступиться, словно к разъяренному чудовищу, сегодня — утром стала подобна прирученному водяному буйволу— карабао, спокойно стоящему в ожидании своего хозяина.
Позавтракав кокосами и прихватив остатки в дорогу, Мандо и его спутники переправились на другой берег. Впереди был долгий день пути.
Они шли по холмам, густо поросшим лесом, раздвигая лохматые ветви деревьев, которые снова смыкались у них за спиной, словно без конца открывали тяжелые двери, тотчас же захлопывавшиеся за ними. Переплетаясь с ветвями деревьев, лианы напоминали тюремные решетки. Иногда в просветах этих мнимых решеток виднелось голубое небо, которое прошлой ночью низвергало огненные стрелы молний.
Энергично работая руками, Мандо размышлял о том, насколько легче живется филиппинцам, приспособившимся к врагам, по сравнению с теми, кто не приемлет их господства. Он видел, как живут, не заботясь о собственном благе, партизаны, которых он почему-то запомнил плавающими под градом японских пуль среди множества трупов. Мандо опять вспомнил своего бывшего хозяина — дона Сегундо Монтеро или, как он его называл, подлеца. Монте, торговца и промышленника, владельца огромных поместий в провинции Нуэва Эсиха.