Хищные птицы
Шрифт:
— Bet your life. But we’ve got to take the risk [38] , — живо откликнулся «партизан». Он принялся многословно объяснять американцам, что не все товарищи по «подполью» знали друг друга. Тем более что существовало много групп, действовавших самостоятельно. Но удостоверения, выданные штабами разных групп, взаимно уважались, и обладателям таковых не чинилось никаких препятствий. Разумеется, от американцев утаили, что удостоверение дону Сегундо было выдано неделю спустя после освобождения Манилы. Монтеро живо изобразил, как японцы соблазняли, запугивали
38
Уж будьте уверены, но приходилось рисковать (англ.).
— Но я все же сумел обвести их вокруг пальца. Японцы — неисправимые дураки, — хвастливо закончил свой рассказ дон Сегундо.
Метаморфоза дона Сегундо Монтеров превратившегося из трусливого, пособника японцев в фанатичного приспешника американцев, произошла быстрее, нежели этого можно было ожидать. Теперь он всячески стремился доказать, что его верность Соединенным Штатам стоила, гораздо больше, чем вся героическая борьба ЮСАФФЕ в тылу врага, поскольку формально он никогда не сдавался в плен японцам.
— Что же было с дамами? — поинтересовался один пожилой американец. — Неужели удалось избежать их посягательств?
Взгляды всех присутствующих обратились к Долли и Лилибет.
— Мы всегда оставляли их в дураках, — быстро отреагировала Лилибет.
— Я преклоняюсь перед вами. — Американец с чувством поцеловал руку молодой женщине.
В непринужденной беседе не было темы, которой походя не коснулись бы собеседники. Американцы, естественно, восхваляли героизм дона Сегундо Монтеро и других подобных ему «патриотов». А Монтеро и его друзья, стараясь не остаться в долгу, всячески превозносили заслуги потомков дядюшки Сэма перед Филиппинами и всем остальным человечеством.
Два молодых офицера-американца, капитан и лейтенант, пали жертвами обаяния Долли и Лилибет. Девушки оставались подругами или, по крайней мере, сохраняли видимость дружбы, несмотря на соперничество, разгоревшееся между ними из-за полковника Мото. К сегодняшнему вечеру они готовились особенно тщательно. Печальные события недавнего прошлого нисколько не отразились на их внешности. Обе выглядели свежими и привлекательными, несмотря на то что Лилибет уже успела родить, — правда, ее ребенок умер при родах, — а Долли — поносить в себе плод греха, от которого не преминула избавиться. Воинам же, только что покинувшим поле боя, они представлялись сущими богинями красоты. Лейтенант Уайт воспылал любовью к Долли, едва переступив порог дома Монтеро. Сердцу же капитана Грина в настоящий момент не было никого милее Лилибет. Оба американца быстро захмелели, хотя пили не больше остальных.
До того как отправиться добровольцем в армию, Уайт работая электриком на заводе в Чикаго. Ему уже минуло двадцать три года, а он все еще оставался холостяком. Это был высокий голубоглазый блондин с неизменно широкой улыбкой на устах, обладавший, по понятиям Долли, весьма привлекательной внешностью. Его манера держаться и говорить свидетельствовала о том, что он городской житель. Уайт за весь вечер не отошел от нее ни на шаг и
Капитан Грин был кадровый военный. Из своих тридцати четырех лет двенадцать он прослужил в американской армии, причем последние три года — в военно-воздушных войсках. Крепкий здоровяк с жидкими каштановыми волосами и маленькими усиками, как-то удивительно диссонировавшими со всем его обликом, он был чуть пониже Уайта ростом. Из его рассказов Лилибет узнала, что он разведен, что расстались они с женой за несколько месяцев до начала войны. Грин не преминул ей намекнуть, что его бывшая жена успела сменить фамилию на новую еще до того, как его послали служить в Юго-Восточную Азию. Детей у Грина не было.
Словоохотливый Уайт поделился с Долли своими планами — при первой же возможности демобилизоваться и прямо с Филиппин, если удастся, махнуть обратно в Америку. В порыве откровения он доверительно сообщил ей, что ждет приказа о демобилизации со дня на день. Ему чертовски хотелось немного отдохнуть, прежде чем вернуться на свой завод, где он работал до войны.
— Но знакомство с тобой, — прошептал он Долли в самое ухо, — может изменить все мои планы.
Слова Уайта подействовали на нее, как электрошок. Долли долгим, испытующим взглядом посмотрела на лейтенанта, словно пытаясь прочесть на его лице нечто большее, а может быть, и проникнуть в самую душу.
— Я могу подать рапорт и попросить, чтобы меня оставили здесь еще на некоторое время ввиду… — И он крепко сжал пальцы Долли, как бы тем самым досказывая свою мысль. Долли не пыталась высвободить пальцы из горячей руки американца.
— У тебя есть какое-нибудь хобби? — обратился он к Долли по прошествии нескольких минут.
— О, какое там хобби, — со вздохом ответила молодая женщина, мечтательно уставившись в потолок. — Я забыла о всех своих хобби и развлечениях, пока здесь были эти кривоногие. Раньше я больше всего на свете любила плавание и танцы. Разве эти дикари-японцы умеют танцевать?! Так что я чаще ходила в церковь, чем на танцы.
— О’кей, тогда мы можем неплохо провести время. Начнем с твоего первого хобби. Когда мы пойдем куда-нибудь поплавать?
— Ноты, наверное, ужасно занят.
— Где ты предпочитаешь плавать? А что, если отправиться в бассейн нашего офицерского клуба?
— Я могу плавать где угодно.
— Прекрасно.
В другом углу гостиной не менее интенсивное знакомство завязывалось между капиталом Грином и Лилибет. Но, в отличие от Долли, Лилибет старалась держаться более сдержанно, как-никак она ведь вдова.
В нескольких словах она поведала о себе:
— Отец мой — американец, и мой погибший муж — тоже. У меня американское гражданство. Но сейчас я не могу поехать в Америку.
— А вам бы хотелось туда поехать? — поинтересовался Грин.
— Если бы мой муж был жив, — вздохнула Лилибет, — мы бы уже давно были там. Но теперь…
— Он все еще владеет вашим сердцем, и никто не может вытеснить его оттуда? — с солдатской непосредственностью допытывался капитан. Лилибет горестно склонила свою очаровательную головку. — Это правда, Лилибет, а? — Молодая вдова украдкой взглянула на своего чересчур настойчивого собеседника.