Хитрый Панько и другие рассказы
Шрифт:
Поэтому я в суде был самым лучшим свидетелем. А мое свидетельство никому даром не обходилось.
Правда, нет у нас такого правила, чтоб свидетель был платный: свидетельство — дело соседское. Все же это меня не касается! Потому что я уже не сосед, не кум, — одним словом, я перешел в другую веру. В моей вере все услуги платные. Как гусеница, слинявши, бабочкой летает, так и со мной получилось.
Нечего и говорить, что меня в селе сразу невзлюбили за такую перемену. Прозвали меня заумником: Павло Заумник, да и только! Конечно, не в глаза. А мне наплевать! Теперь вы меня в насмешку этак прозываете, а придет еще такое время,
Недолго пришлось ждать такого времени. Есть в нашем городе касса, которая ссужает людей деньгами. Я и туда пролез. Сперва только провожал тех людей, которые туда хода не знали, а когда хорошо познакомился, то подряжался просить за тех, которым отказывали в ссуде. А в конце концов додумался до того, что поручался за должников. Не столько я додумался, сколько люди сами меня научили. Которому не дали ссуды, он ко мне: поручись! Я знаю, за кого стоит поручиться, а за кого — нет! Потому что касса смотрит, сколько на должника земли записано. А я на это не смотрю, — я смотрю на то, сможешь ли ты уплатить этот долг. Раз мужик здоровый, не старый, а хоть и старый, да сыновья у него крепкие, — то бояться нечего: выполнит свое обязательство дочиста.
Для некоторых я делал так: одалживал на себя, а им выплачивал. С таких я брал, сколько хотел и что хотел. Потому что когда мужику трудно, то он ничего не пожалеет. А тут еще учитывалось, что есть риск за него заплатить.
А в наших селах в нынешние времена знаете каково! Народу развелося много, теснота большая, каждый прямо стонет, чтоб занять было б только где. А в кассе выбирают, разборчиво смотрят, потому как неоткуда набрать столько денег: заявлений подадут пятьдесят, а деньги получат десять. Нужна протекция, чтоб тебя не забраковали.
А протекцию я имел в кассе неплохую, не согрешу, — потому что состою в контрольном совете. На общее собрание кассы мало кто приходит. Да и кому приходить? Мужик рад бы видеть ее поменьше. Только у него и минута спокойная, когда забудет, что состоит членом кассы. Я разнюхал положение, созвал на общее собрание должников, кого где встретил.
— Выбирайте, — говорю, — меня в контрольный совет: я буду следить, чтобы не нажимали на возврат в неподходящее время. Всем, кому смогу, пригожусь.
Удалось! Кассир Гринько и директор Володко боятся меня как огня. Потому как я знаю, что куда идет: они оба воры. Гринько хоть хозяйство имеет в пригороде да переоделся — ну, вроде меня. Правда, клеймо мужика с себя скинул, но зато клеймо вора еще лучше выделяется в новой одеже. Приглядитесь когда-нибудь нарочно: он никогда не посмотрит вам в глаза, всегда в землю или куда-нибудь в сторону. Боится, что прочитаете в его глазах: мошенник, вор, — потому что, как говорится, кто украл порося, у того в ушах то и дело взвизгивает.
На то и хлеб на столе, чтоб от него резать, — на то и кассир, чтобы из кассы деньги брать. Вот так думал этот Гринько, да и переписал все свое хозяйство на жену. Что ему кто сделает? Как найдут у него какие деньги, скажет, что женины, а тюрьмы он не боится: выспится там вдоволь.
Володко ж — тот интеллигент настоящий. Образованный, да к тому же еще шляхтич. Мастак читать, писать и из горшков хватать. Тот тоже умеет свое клеймо прятать: болтливый, никому не даст слова сказать. Осенний дождь переспорит. Отбрешется, отопрется, прямо в глаза соврет, из воды сухой вылезет. А хитрый! На ходу подметки режет!
Вот этот Володко
Меня он не хотел иметь членом совета, потому что я — Заумник. Побаивается, что слишком много знаю про его делишки. Все же меня выбрали против его воли! Но все равно это не помешало ему уверять меня после выборов, что если б не он, то я никогда в жизни не был бы членом совета.
Вот поэтому я, как видите, имею большую протекцию в кассе. За кого попрошу, тому наверняка не откажут. Стоит мне слово сказать — тысячи дают!
Я понимаю то, что они оба, и Володко, и Гринько, если б могли, то утопили бы меня в ложке воды. Я их — то же самое! Но пока что прикидываемся приятелями. Мое слово для них имеет вес. Я ж его не выпущу задаром! Да ведь есть за что красно поблагодарить меня: не одному я помог вылезти из беды да из хлопот.
Вот, как видите, всегда мне капнет, не с одной стороны, так с другой. Не жалуюсь, есть чем прожить! А за все это должен благодарить эти тряпки, что прикрывают мое грешное тело.
Может, скажете, что я и без того старался попасть на эту самую дорожку? Оно правда, что у кого в голове куриные мозги, тому и архиерейские ризы не помогут. Но опять же — и самый умный молотильщик станет дураком без цепа. Как никто разумный не пустит на свое гумно молотильщика без цепа, вот так же и я без этих тряпок нигде бы приступу не имел. Будь хоть леший с болота, надень только на себя такие тряпки — и перед тобой повсюду двери отворяются. Все ж про меня знают, что я простой вахлак, но это никому не мешает, — не видят на мне клейма, потому и не мешают мне входить.
Некоторые считают меня заправдашним интеллигенттом. А на это опять есть своя причина. Стоит послушать, какова она.
Меня интеллигентом назначили! Как? Вот так же само, как в войске назначают старших, так же меня назначили интеллигентом. Сперва послушайте, а потом скажете, может это быть или нет.
Отними у вора немного силы, а у него на это место ума прибавится. Вот так получилось с Володком. Не с сегодняшнего дня ходит слух, что Володко с Гриньком обдирают кассу, как молоденькую липку. Все ж дошел этот слух до Львовской кассы, до той главной, которая помогает деньгами всем мелким кассам. Оттуда же пришел Володку наказ: чтобы в нашей кассе в контрольном совете, кроме священника, был еще один интеллигент; если ж нет, то уж нашей кассе ни на какой кредит во Львове не надеяться! Что же делает Володко? А что ж бы вы думали? Созывает контрольный совет, да и говорит тем разумом, который ему прибавился.