Хижина

Янг Уильям Пол

Она все еще глядела в лес.

— О… — Она махнула рукой. — Ничего особенного. Просто сущности всего, к чему стремилась любовь еще до начала творения.

— Ого, ничего себе абстракция. Нельзя ли поподробнее? — довольно развязно спросил Мак, во всяком случае, осекся он уже после того, как произнес вслух эти слова.

Папа, вместо того чтобы обидеться, улыбнулась.

— Нет, ну разве ты не наглеешь с каждой минутой? Дай человеку палец, и он всю руку отхватит.

Рот у него снова был набит, и он ничего не ответил.

— Как

я уже говорила, все ради него. Творение и история — все ради Иисуса. Он центр наших устремлений, в нем мы полностью люди, так что наши устремления и ваша судьба связаны навеки. Можно сказать, что мы сложили все яйца в одну человеческую корзину. Потому что никакого плана «Б» не существует.

— Звучит довольно рискованно, — высказался Мак.

— Может быть, для тебя, но не для меня. С самого начала не вставало вопроса, добьюсь ли я того, чего хочу. — Папа подалась вперед и скрестила руки, положив их на стол. — Милый, ты спрашивал, чего Иисус достиг на кресте, так вот слушай меня внимательно: через его смерть и воскрешение я полностью примирилась с миром.

— С целым миром? Ты имеешь виду тех, кто в тебя верит?

— Со всем миром, Мак. Примирение — это улица с двусторонним движением, и я свою часть работы исполнила, совершенно, полностью, окончательно. Не в природе любви силой навязывать взаимоотношения, зато в природе любви открывать им путь.

— С этими словами Папа поднялась и собрала тарелки, чтобы отнести их в кухню.

— Значит, я не понимаю природы примирения и боюсь переживаний. В этом дело?

Папа не ответила, она помотала головой и направилась в кухню. Мак слышал, как она ворчит под нос:

— Люди по временам такие идиоты!

Он не поверил собственным ушам.

— Что я слышу? Бог обозвал меня идиотом? — крикнул он через дверь.

И услышал ее ответ:

— Если тебе угодно, милый. Да, сэр, если вам угодно…

Мак засмеялся и откинулся в кресле. Его мозг был более чем полон, точно так же, как и желудок. Он отнес оставшуюся посуду в кухню и сложил на стол, поцеловал Папу в щеку и направился к выходу.

Глава 14

Глаголы и прочие вольности

Бог есть глагол.

Букминстер Фуллер

Мак вышел под послеполуденное солнце. Он испытывал смешанные чувства, он был выжат как лимон и в то же время бодр и весел. Что за невероятный сегодня день, а ведь до вечера еще так далеко! Минуту Мак постоял в нерешительности, прежде чем зашагать к озеру. Увидев причаленные каноэ, он понял, что, наверное, они всегда будут вызывать в нем горькую радость, но решил, что неплохо бы поплавать в лодке по озеру впервые за несколько лет.

Отвязав последнее каноэ, он с энтузиазмом уселся в него и двинулся к другому берегу. Затем обошел все озеро, исследуя его уголки и заводи. Он обнаружил две речушки и пару

ручьев, которые либо стекали в озеро, питая его, либо вытекали, устремляясь куда-то, и еще отыскал отличное место, с которого можно было любоваться водопадом. Повсюду цвели альпийские цветы, пейзаж вызывал чувство умиротворения, которого Мак не испытывал уже долгие годы, если испытывал когда-либо вообще.

Он даже спел несколько старых гимнов и народных песен просто потому, что так ему захотелось. Пение было тоже из тех занятий, которым он не предавался уже давно. Заглянув в далекое прошлое, он принялся напевать любимую песенку Кейт:

Кейти… прекрасная Кейти, я обожаю тебя одну…

Он покачал головой, думая о дочери, такой упрямой, твердой и одновременно такой хрупкой, задумался, сумеет ли отыскать путь к ее сердцу. Он уже не удивлялся тому, как легко у него начинают течь слезы.

В какой-то момент он отвернулся, рассматривая водовороты, оставляемые веслом, а когда повернулся обратно, на носу каноэ сидела Сарайю. Ее внезапное появление заставило его подскочить на месте.

— Ой! — вскрикнул он. — Ты меня напугала.

— Извини, Макензи, — произнесла она, — просто ужин почти готов, так что пора тебе плыть обратно.

— А ты была со мной все это время? — спросил Мак, приходя в себя после выброса адреналина.

— Конечно. Я всегда с тобой.

— Тогда как вышло, что я этого не знал? — спросил Мак. — Обычно я чувствовал, когда ты находишься рядом.

— Чувствуешь ты или нет, — пояснила она, — это ровным счетом никак не влияет на то, здесь я на самом деле или нет. Я всегда с тобой, просто иногда мне хочется, чтобы ты сознавал это более отчетливо.

Мак кивнул, давая знать, что понял, и развернул каноэ к далекому берегу и хижине. Теперь он отчетливо ощущал ее присутствие по покалыванию в позвоночнике. Они оба улыбнулись.

— А буду ли я всегда видеть или слышать тебя, как сейчас, даже если вернусь домой?

Сарайю улыбнулась.

— Макензи, ты всегда можешь со мной говорить, я всегда с тобой, ощущаешь ты мое присутствие или нет.

— Теперь я это знаю, но как я буду тебя слышать?

— Ты научишься слышать мои мысли в своих, Макензи.

— А мне будет понятно? Что, если я приму твой голос за чужой? Что, если я совершу ошибку?

Смех Сарайю был похож на плеск воды, только положенный на музыку.

— Ну конечно же, ты будешь делать ошибки, все делают ошибки, но ты начнешь лучше узнавать мой голос по мере того, как будут развиваться наши взаимоотношения.

— Я не хочу совершать ошибок, — пробурчал Мак.

— О Макензи, — отвечала Сарайю, — ошибки составляют часть жизни. Папа и на них возлагает определенные надежды. — Она веселилась, и Мак невольно заулыбался в ответ. Он прекрасно понимал, что она имеет в виду.