Хлеба и рыбы

Мартин Джордж Р.Р.

– Мадам, – сказал Хэвиланд Таф с достоинством, – я не беспокоюсь, я просто проявляю любопытство.

– Хорошо, – согласилась она.

Толли Мьюн пригласила его садиться. Таф неловко втиснулся в кресло и, пока официант подавал тарелки с закусками и корзинки с горячим грибным хлебом, сидел молча, поглаживая черно-белую шкурку Паники. Закуски были трех видов: маленькие пирожки с пряным сыром и грибным паштетом и что-то типа маленьких змеек или, может быть, больших червей, запеченных в ароматном оранжевом соусе. Таф дал две змейки своей кошке, которая жадно их проглотила, потом взял пирожок, понюхал, осторожно откусил, прожевал и кивнул головой.

– Превосходно, – объявил он.

– Значит,

это кошка, – сказала Толли Мьюн.

– Несомненно, так, – ответил Таф, отрезая кусок грибного хлеба – изнутри батона поднималась струйка пара – и аккуратно намазывая его толстым слоем масла.

Толли Мьюн потянулась за своим хлебом и обожгла пальцы о горячую корочку. Но она не отступила; перед Тафом не следовало показывать слабость в чем бы то ни было.

– Вкусно, – сказала она, проглотив первый кусок. – Знаете, Таф, большинство с'атлэмцев не едят так хорошо.

– Этот факт не остался мною не замеченным, – отозвался Таф, беря двумя пальцами еще одну змейку для Паники, которая забралась за ней ему на руку.

– По правде говоря, калорийность нашего обеда примерно равна тому, что средний житель потребляет за неделю.

– Судя по одним только закускам и хлебу, я осмелюсь предположить, что мы уже вкусили больше гастрономического удовольствия, чем средний с'атлэмец получает за всю свою жизнь, – бесстрастно отозвался Таф.

Подали салат; Таф попробовал его и одобрил. Толли Мьюн ковыряла в тарелке и ждала, пока официанты не отойдут к стене.

– Таф, – сказала она. – Кажется, у вас был какой-то вопрос.

Хэвиланд Таф поднял глаза от тарелки и посмотрел на Толли Мьюн. На ее лице ничего не отражалось.

– Вы правы, – сказал он. Паника тоже смотрела на Толли Мьюн своими узкими глазами, такими же зелеными, как неотрава в салате.

– Тридцать девять миллиардов, – тихо произнесла Толли Мьюн.

Таф моргнул:

– Несомненно, так, – сказал он.

Она улыбнулась:

– И это все, что вы хотите сказать?

Таф посмотрел на огромный шар С'атлэма, висевший над их головами.

– Раз уж вы хотите знать мое мнение, Начальник порта, то я осмелюсь сказать, что хотя эта планета представляется весьма большой, я не могу не сомневаться, действительно ли она достаточно велика. Нисколько не осуждая ваших обычаев, культуры и цивилизации, я все же думаю, что население из тридцати девяти миллионов человек можно считать все же несколько избыточным.

Толли Мьюн криво ухмыльнулась.

– Вы так считаете?

Она откинулась на спинку стула, позвала официанта и велела подавать напитки. Пиво было густым и темным, с толстой шапкой ароматной пены; его принесли в больших кружках из травленого стекла с двумя ручками. Толли Мьюн подняла свою кружку довольно неуклюже, наблюдая, как в ней плещется напиток.

– Вот почему я никогда не привыкну к гравитации, – сказала она. – Жидкость, черт возьми, должна выжиматься из пластиковых бутылок. А с этими только и жди, что выйдет какая-нибудь неприятность.

Она отпила глоток, и над губой остались усы из пены.

– Однако, неплохо, – сказала она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Ну ладно, Таф, я думаю, хватит играть в прятки, – продолжала она, ставя кружку на стол с чрезмерной осторожностью человека, не привыкшего даже к такой слабой гравитации. – Вы, конечно же, подозревали о наших проблемах с перенаселением, иначе бы не задали такого вопроса. И к тому же, вы поглощаете всякую другую информацию. Для чего?

– Любопытство – моя слабость, мадам, – ответил Таф. – И я просто хотел решить задачку С'атлэма, может быть, надеясь, что в процессе решения сумею найти какие-то средства вывести вас из тупика.

– И? – произнесла Толли Мьюн.

– Вы подтвердили предположение о перенаселенности,

которое я вынужден был сделать. Теперь все становится ясно. Ваши огромные города поднимаются все выше и выше в небо, потому что вам надо где– то размещать свое стремительно растущее население. Вы тщетно пытаетесь бороться за сохранение своих сельскохозяйственных земель. Ваш великолепный порт работает с заметным напряжением, лифт постоянно движется, потому что вы не можете сами себя прокормить и вынуждены импортировать продовольствие с других планет. Ваши соседи вас боятся и, возможно, даже ненавидят, потому что несколько веков назад вы попытались решить свою проблему перенаселения при помощи эмиграции и захвата новых территорий, но разразилась война. Ваши люди не держат домашних животных, потому что на С'атлэме нет места для тех особей – кроме человека, – которые не являются эффективным и неотъемлемым звеном продовольственной цепочки. Средний с'атлэмец гораздо ниже, чем положено быть человеку, из-за многовекового недоедания и нормирования буквально всего, вызванного экономической необходимостью. Поэтому каждое ваше поколение становится ниже ростом и слабее предыдущего, приспосабливаясь ко все более скудному рациону. Все эти беды – прямое следствие перенаселения.

– Похоже, вы не очень-то это одобряете, – заметила Толли Мьюн.

– Я не собираюсь вас критиковать. У вас есть и свои достоинства. В целом, вы трудолюбивы, общительны, нравственны, цивилизованны и изобретательны, а ваше общество, ваша техника и особенно темпы интеллектуального развития просто достойны восхищения.

– Наша техника, – сухо сказала Толли Мьюн, – это единственное, что спасает наши паршивые задницы. Мы импортируем тридцать четыре процента калорий. Еще около двадцати процентов мы выращиваем на тех сельскохозяйственных землях, что у нас еще остались. Остальное продовольствие производится на фабриках из нефтехимических продуктов. И этот процент с каждым годом растет. Должен расти. Только пищевые фабрики могут достаточно быстро приспосабливаться к росту населения. Но с ними тоже проблема.

– У вас кончаются запасы нефти, – вставил Таф.

– Да, черт возьми, – сказала Толли Мьюн. – Невозобнавляемый ресурс и все такое.

– Разумеется, вашим правящим органам примерно известно, когда начнется голод.

– Через двадцать семь стандарт-лет, – сказала она. – Примерно. Срок постоянно меняется, потому что возникают разные факторы. До того, как наступит голод, может начаться война. Так считают некоторые эксперты. А может быть, будут и война, и голод. В любом случае, погибнет много людей. Мы цивилизованные люди, Таф, вы сами это сказали. Настолько цивилизованные, черт возьми, что просто невероятно. Общительные, нравственные, жизнеутверждающие и так далее. Но даже и это сейчас рушится. Условия жизни в подземных городах становится все хуже и хуже с каждым поколением, и некоторые наши лидеры даже говорят, что там идет обратная эволюция, люди превращаются в каких-то вредителей. Убийства, изнасилования, тяжкие преступления – с каждым днем их все больше и больше. Два случая каннибализма за последние полтора года. И в ближайшие годы будет еще хуже. Все это растет вместе с ростом населения. Вы меня понимаете, Таф?

– Несомненно, так, – бесстрастно отозвался он.

Официанты внесли горячее. На блюде горкой высились дымящиеся кусочки мяса, только что из духовки. К нему подали четыре вида овощей. Хэвиланд Таф позволил до краев наполнить свою тарелку пряными стручками, пюре из смаклей, сладким корнем, масляными узелками и попросил официанта отрезать для Паники несколько тоненьких кусочков ветчины. Толли Мьюн взяла толстый кусок мяса, полила его коричневым соусом, но, попробовав, обнаружила, что больше не хочет; она наблюдала, как ест Таф.