Хлопок одной ладонью. Том 2
Шрифт:
– Достаточно, Валентин Валентинович, - с издевательской вежливостью сказал ему Шульгин, - отдохнул, обдумал свое положение, выводы, какие ни есть, сделал, пора и поговорить.
В холле их было много. Налетели… Лихарев знал всех присутствующих. Одних - совсем близко, других - только в лицо.
Сам Александр Иванович, взявший на себя роль главного следователя. А кому же еще, откровенно говоря, этим заняться? В тридцать восьмом он сумел его прижать, причем и в буквальном смысле тоже.
Устроившаяся в тени раскидистого фикуса леди Спенсер, с которой совсем недавно они обсуждали дела нынешние и давно минувших дней. Сидит, молчит, слушает, поглядывает с непонятным выражением лица. Вот-вот поверишь, что не окончательно она
Новиков, роль которого Лихареву была мало понятна. Никогда никакой активности он не проявлял, в их Москве парой слов довелось перекинуться, и все. Однако именно он организовал и провел только что захват дома и самого Валентина. Сейчас расслабленно курит, опершись спиной о косяк двери. Сделал свое дело и отстранился? Кто он у них по должности? Ответственный исполнитель?
Ирина Седова, вторая из наших. Ну, это первая предательница, с нее, Дайяна рассказывала, все и началось.
А Ларисы, успевшей за полгода втереться к Эвелин в доверие, не видно. Наверное, сейчас ее раскручивает. Подружка, кстати, много лишнего наболтать может. Особенно про сегодняшние упражнения с Татьяной.
Плохо все, очень плохо!
А отвечать придется, никуда не денешься. Лихарев здраво оценивал положение. Только сначала посмотрим, о чем спрашивать станут.
– Да ни о чем особенном, - словно ответил на незаданный вопрос Шульгин.
– Сначала пофилософствуем - как дошел ты до жизни такой? Плохо тебе было? Трогал тебя кто? Договорились, казалось, как приличные люди. Чаек вместе попивали, в гости ходили. И - на тебе! Вот и пришлось, согласно джентльменскому соглашению, произвести ту самую, заранее оговоренную агрессию. Ты ведь согласен с римлянами: «Pacta sunt servanta? [63] »
63
Договора должны выполняться (лат.).
– Я что-нибудь нарушил?
– со всей возможной искренностью спросил Лихарев.
– В ваш мир я не лез и ваших интересов никак не касался.
– Нехорошо врать, - с предельной мягкостью сообщил общеизвестную истину Шульгин. Те, кто его знал, были в курсе того, что подобные ангельские интонации предвещают собеседнику крупные неприятности. В лучшем случае, для своих - неслабый розыгрыш.
– Когда у меня кончатся пальцы на руках, - он для наглядности показал ладони, - для подсчета придется загибать твои. На ногах - тоже. Для подсчета того, сколько именно раз ты нарушил обязательства, вторгнувшись в реальность «2004-го года».
Затевахин с его институтом - раз. Это - одно нарушение или каждый эпизод по отдельности посчитаем? Установка на нашей территории систем межпространственного перехода в целях, лично нам враждебных. Два? Вербовка чеченских наемников, а заодно и богатое финансирование тех, кто остается у нас и продолжает войну. Три? Организация сетевой структуры преступного мира и правоохранительных органов. Четыре? Растление несовершеннолетних, я имею в виду перевербовку сравнительно честных бывших российских солдат, зашибающих на хлеб насущный службой в Иностранном легионе, Миротворческих силах и просто на тучных нивах буржуазного Запада. Не пять ли это будет? Продолжим?
Остальные с интересом наблюдали за экзекуцией. Хотя им было не впервой. Мастер-класс - всегда поучительное зрелище.
– И это я еще не дошел до мелких подробностей, а также и той, специально оговоренной сферы интересов, которые у нас присутствуют на сопредельной территории. То есть здесь!
– Шульгин топнул ногой по мозаике пола.
– Наших друзей тебе кто позволил ловить и подвергать бесчеловечным опытам? Судьбу Менгеле [64] забыл?
–
64
Немецкий врач, сотрудник СС, осужденный за преступные эксперименты над заключенными концлагерей и военнопленными.
Взгляд стал многообещающим, и движение руки в сторону Лихарева - тоже.
Однако - мимо пролетел Сашкин посыл.
Не успел он за короткое время постигнуть натуру Валентина. Наоборот, пока Шульгин разглагольствовал, тот успел привести свои чувства в порядок. Четырнадцать лет рядом со Сталиным - достаточно, чтобы не покупаться на интонации и даже прямые угрозы.
– Александр Иванович, поупражнялись - и достаточно.
– Лихарев закинул ногу на ногу, откинулся в кресле, демонстрируя вернувшееся душевное спокойствие.
– Согласен признать себя проигравшей, но при этом вполне суверенной стороной переговоров. Бросим эти приемчики. Я - это я, вы - вы! Признаю. Сядем за стол, как Александр с Наполеоном в Тильзите, прикинем, обсудим. Репарации, контрибуции или новый союзный договор… Как получится. Но - не в вашей тональности. Правда, леди Спенсер, мы этого не любим?
К Сильвии он обратился не в надежде на прямую поддержку и помощь, только чтобы вселить малейшую рознь между партнерами по коалиции. Противоестественной, на его взгляд. Да и не рознь, это дело будущего, а хоть щелочку, зазор обозначить.
И она вдруг, едва заметно, дернула крешком губ, понимающе, да словно и бывшая Седова по-особому на него взглянула.
Шульгин, наоборот, похоже, что растерялся: не достиг волевой нажим цели, как дальше быть?
– Мы ведь с вами в очередной виток феодализма вошли, Александр Иванович, - продолжил, набирая кураж, Лихарев, - Разве не помните? Так и условились. Ваш феод, мой феод. Вассал моего вассала - не мой вассал! Классика. Кое-где ошибся, с кем не бывает. Так и объяснимся с подобающих позиций. Хотите мой замок - берите! Земли за дальним логом - пусть будут ваши. Крепостных нет, жены нет, потому отдавать нечего. А наложница есть, одна-единственная, и с ней расстанусь, если такие дела пошли… Позвать? Очень красивая женщина, скажу я вам. И вдобавок - доктор философии. Да вы и сами знаете…
Ох, разболтался Валентин Валентинович, подвела его любовь к тому самому российскому «красному словцу», ради которого моральные принципы утрачиваются, и правильно делал Шульгин, что глаза в сторону отводил да раскуриванием трофейной сигары занялся.
Вместо него Новиков, доселе молчавший, с видимым трудом отклеил спину от дверного косяка, походкой Юла Бриннера подошел к креслу Лихарева. Постоял немного, осматривая его оценивающим взглядом, как шашлычник пока еще живого барашка на базаре. Одного из многих.
– Феодализм, говоришь? Нормально. Не смею спорить. Ира, не затруднись, приведи наложницу из диких капиталистических стран. Тут сейчас ее господин еще раз вслух повторит, что в общем присутствии произнес, да еще и под запись. Потом, по тем же феодальным законам, мы ее вкруговую пустим, в качестве законной добычи. Не слыхал, мудак, про такие феодальные обычаи?
– Андрей!
– возмущенно-испуганно вскрикнула Ирина.
Сильвия - продолжала по-своему улыбаться.
– Что - «Андрей»? Все нормально. Феодализм. Читали, восхищались. «Айвенго», к примеру. «Имя розы». «Песнь о Роланде». Культ Прекрасной Дамы? Очень возможно. Там же нормой считалось право первой ночи, пояса верности и «напильники надежды». Ко мне претензии? Господин Лихарев сам предложил.