Хлопок одной ладонью
Шрифт:
— Ясно, — сказал Валентин, расплачиваясь за себя и за профессора, — симпозиум придется продолжить в другой обстановке. Берем такси и едем в более удобное для научных рассуждений место…
— Вы — меня арестовываете? — севшим голосом спросил Маштаков.
— С какой, простите, радости? Со времен инквизиции я что-то не помню, чтобы научные беседы кончались подобным образом. Другое дело, чтобы ваши заказчики вдруг не заинтересовались нашей внезапно возникшей дружбой. Это было бы не в пример печальнее, и не для меня, как вы понимаете…
— Какие — заказчики?.. — голос у Маштакова еще более просел.
Лихарев
— Вы уверены, что они за нами сейчас не следят?
— Да что вы, что вы, это же совсем из другой истории…
— Хорошо, если так, поскольку у меня к вам интерес исключительно теоретический, просто я работаю над той же проблемой…
Профессору как-то и в голову не пришло сопоставить увлечение случайного собеседника хронофизикой и глубокое знакомство с совсем другой стороной его деятельности, авторитетами местного преступного мира в том числе.
До Кисловодска таксист довез их в момент, по вечернему времени трасса была почти совсем пустая, и машина свободно шла разрешенные сто километров в час.
Эвелин, или же Эля, как начал ее называть Валентин для удобства произношения (хотя русскому человеку и слово «дихлордифенилтрихлорметилметан» [70] выговорить труда не составляет), приняла гостя радушно, накрыла стол на веранде с видом на окрестности и храм во имя Святого Николая, Мирликийского чудотворца. Ее внешность и «пиджен-рашен» с густой примесью французского удивительным образом Маштакова успокоили. Да и в самом деле, ни бандиты, ни государственные службы себя такими утонченными изысками обычно не затрудняют.
70
ДДТ, он же некогда широко известный дуст (дихлордифенилтрихлорметилметан — мощнейший в 50-е годы ХХ века инсектицид).
К концу ужина Виктор Вениаминович знал все, что счел нужным довести до его сведения Валентин. Иногда стоит играть открытыми картами.
— Вы изобретаете хроногенератор? Значит, верите, что время устроено не так, как принято считать? Наверняка Кантора изучали, Эвертта, само собой, на Альберта нашего, Эйнштейна замахивались и приятеля его, автора знаменитого уравнения?
А вот кое-кого из древних, египетских жрецов, например, индусов некоторых, наверняка из внимания упустили. Да, впрочем, и понятно, где же их теперь почитать? И как? Санскриту вас точно не учили, Каббале тоже. Но в любом случае… — Лихарев сейчас откровенно веселился, дело, считай, удалось вполне, погода прекрасная, доставленная из знаменитых, единственных подвалов «Хванчкара» приятно кружила голову, Эвелин сидела рядом, смотрела на них с милой улыбкой, совершенно ничего не понимая в происходящем — …если вы взялись работать со временем, так примите за факт, что другие с ним работают гораздо дольше вашего. И достигли большего. В итоге — я перед вами!
Инспектор, если хотите, пожарного надзора, или горэлектросети. Поручено мне посмотреть, а кто это у нас тут в соседнем ХХI веке такой умный появился? И не представляет ли его игра со спичками какой-либо опасности? Отнюдь не наказывая, предостеречь.
— Ты знаешь, Эля, — обратился он к подруге, — ты пойди распорядись, чтобы Виктору гостевую комнату
Дождавшись, когда Маштаков переварит услышанное, Лихарев без особого нажима разъяснил ему, что вмешательство в тайны времени регламентируется огромным количеством всяких нормативных актов, наподобие морского и воздушного кодексов, строительных норм и правил и т. п. Соответственно предусмотрены и должные санкции для нарушителей. Так что господин профессор, ступив на это скользкое поле, автоматически подставился и, нужно сказать, по-крупному…
— Но я же понятия не имел ни о чем подобном…
— Я не ошибаюсь, юриспруденция вашей реальности признавала и признает принцип — незнание закона не избавляет от ответственности?
Маштаков продолжал барахтаться:
— Но вы же ведь вообще не принадлежите к нашей реальности, каким же образом ваши законы могут здесь иметь силу? Где-нибудь в Трансиордании за публичное распитие спиртного полагается побивание палками, но мы с вами сейчас это делаем и преступниками здесь, у нас, не считаемся!
— Совершенно верно. Но если вместе с нашим накрытым столом перенесемся в страну, о которой вы упомянули, последствия наступят немедленно. А вы сделали именно это. Вы пробили барьер и влились в общий континуум…
В общем, Лихарев настолько заморочил профессору голову, что тот готов был склонить ее, повинную, и принять любое наказание, но все же надеялся на снисхождение, поскольку действовал в состоянии, так сказать, добросовестного заблуждения, и вредных последствий его проступок, кажется, не имел.
Со стороны это могло бы показаться смешным, такая реакция взрослого, образованного и достаточно опытного человека на явно фарсовые высказывания Валентина. В более-менее хорошо написанном фантастическом рассказе подобные сюжеты куда тоньше замотивированы и гораздо убедительней прописаны.
Но все дело в том, что время — столь непонятное и по особым принципам устроенное явление (или способ существования материи), что может оказывать непосредственное воздействие на человеческую психику. Да каждый знает это по собственному опыту — стоит по-настоящему задуматься даже только о собственном прошлом и будущем, как настроение непременно начинает меняться. То эйфория, то тоска, то горькое недоумение, то приступ творческой активности… И каждая из этих эмоций, в свою очередь, неразрывно связана опять же со временем, т. е. с тем его отрезком, в который ты решил предаться размышлениям. Не зря же сказано Экклезиастом: «Всему свое время…»
Знаменитый математик Кантор, додумавшийся до существования «точки Алеф», откуда можно одномоментно обозреть все настоящее, прошлое и будущее, немедленно сошел с ума.
Маштаков так далеко не продвинулся, потому с ума не сошел, но способность критически мыслить на некоторое время потерял.
И, пользуясь его состоянием, Лихарев объяснил, в чем именно будут заключаться накладываемые на «нарушителя» санкции и какого образа действий ему следует придерживаться впредь. Ничего страшного, невыполнимого или влекущего хотя бы материальный ущерб Виктор Вениаминович в сказанном не усмотрел и слегка приободрился.