Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы
Шрифт:
И все-таки жизнь в городе для меня мучительна. Хорошо бы поехать за город. Полежать где-нибудь на траве, чтобы над тобой были только свободно плывущие облака. Удержится ли погода? Боже мой, в нашем городе столько красивых соборов и памятников. Времена года меняются так чудесно, словно природа сама заботится о непрерывающемся спектакле и незаметно меняет декорации. Я уверен, что, поднявшись на стены, где-то там, с передовых укреплений, можно увидеть юг, увидеть ничем не ограниченный мир. Есть ли что-нибудь прекраснее, чем в пять часов утра в летний день стоять на берегу моря, по которому сейчас поплывешь на юг, все на юг? Наверно, есть — и именно эта уверенность побуждает меня весело скакать, устремляясь все дальше и
Это повлекло за собой множество хлопот. Одна из инструкций обязывает каждого гражданина обзавестись собственной каской для ношения во время осады, а особенно для выхода в День Выстрела. Поднялась суматоха, моя хозяйка что-то парила и шила, а потом вошла в мою комнату в фетровой каске, сшитой из старого берета, в котором она ходила еще в школу, когда была маленькая. Беретик этот она достала из сундука на чердаке.
— Ну как, хорошо? — спросила она неуверенно, словно смущаясь.
Я был ошеломлен: все это она проделала тихо, без воркотни и громких проклятий, как делала обычно, когда исполняла приказы властей, что могло бы меня подготовить.
— Хорошо, — сказал я, — в этом вы кажетесь совсем молоденькой. Только, знаете, она все же не такая жесткая, как надо. Каска должна быть твердой.
— Что я могу сделать? — огорчилась она. — Я парила ее, как могла.
— Не в этом дело, — мягко пробовал я завладеть ее вниманием, — вы знаете, это на случай, если… А нет ли у вас какого-нибудь куска жести или хотя бы сковородки, может быть, какого-нибудь старого ненужного чайника…
Что касается меня, то я нашел очень простой выход. Когда соседка вышла, я выдернул лилию из горшка и надел его на голову. Правда, это не предохраняло даже от осколков, но об этом я не заботился, я хотел быть спокойным на случай контроля. Только через минуту мне пришла мысль, а вдруг лилия действительно понадобится нам на рождество?
Вечером, желая немного отдохнуть после полного хлопот и приготовлений дня, я отправился прогуляться на кладбище. И действительно, я нашел там то, чего никак не ожидал: мир и тишину, очень успокаивающую после путешествия по улицам, переполненным возбужденными людьми, которые уже почти поголовно были в касках. Все спешили, желая побыстрее сделать свои дела перед завтрашним праздником, когда магазины будут закрыты. Медленно идя по аллее, я наткнулся на неоконченный обелиск, сооруженный на громадной могиле двух рыбок, погибших в первый день осады.
Говорю по привычке «рыбок», хоть это и противоречит содержанию надгробной надписи. К моему удивлению, я встретил там свою соседку, которая, видимо, как и я, вырвалась на минуту из гама и суматохи. Из-под маленькой касочки из гофрированного железа выбивались волосы. Меня охватила робость.
— Как тихо, — сказал я, стоя напротив нее.
— Тихо, — подтвердила она.
— Завтра стреляют.
— Да, кажется.
Она вынула зеркальце и поправила каску.
Выстрел из пушки не удался. Об этом мне сообщила моя хозяйка, поскольку официального коммюнике не было. Я подумал, что мой знакомый канонир сказал правду, и в этом нисколько не был виноват, но весьма вероятно, что были и другие причины; люди очень много говорили об этом. Но в конце концов меня отвлекли другие мысли, так как мне все-таки хотелось поехать за город. Я уже говорил, что днем на улицу я не выходил из-за подтяжек. Хозяйке же я сказал, что у меня болят ноги и к тому же много работы. Я показывал на разложенное на столе исследование по «Триумфальному шествию всасывающе-выбрасывающего насоса в бытовых установках» и конспекты.
Проснувшись рано утром, я услышал всхлипывания моей хозяйки, доносившиеся из кухни. Застигнутый врасплох, с минуту я продолжал лежать, тщетно стараясь догадаться, что могло ее так огорчить. Только вместе с завтраком — с бутербродами, которые я должен был взять с собой — она принесла мне газеты. Оставив все это на столе, она, рыдая, выбежала из комнаты. На первой странице газеты была моя фотография, а также сообщение, что всегда и во всем виноват был я.
Это меня вовсе не удивило, поскольку я этого ожидал. Да и откуда можно было точно знать, не являюсь ли я всему виной? Из дому я по-прежнему не выхожу, но на этот раз я радуюсь дефекту подтяжек, являвшемуся тому причиной. Мне неприятно показываться на глаза людям, если уж они убеждены, что во всем виноват я.
Жаль, все очарование загородной вылазки испорчено. Выходя из дома, я, как обычно, одной рукой поддерживал штаны, а другую подал дворнику. Все свои книги, в том числе «Приключения Синдбада Морехода» и «Триумфальное шествие всасывающе-выбрасывающего насоса в бытовых установках» я подарил хозяйке. Она просила, чтобы я время от времени писал ей. Я радовался, что наступили сумерки. Фонарщик еще не выздоровел. Я зашел во двор в надежде, что увижу в окне соседку. Ее я не увидел, только слышал, как она с кем-то разговаривала. По голосу я узнал знакомого канонира. Я отправился на юг. Я действительно любил свой город. Стены дышали легким, глубоким теплом, какое источают камни на исходе жаркого дня. У меня всегда вызывала удивление настоящая архитектура, все, что умно и просто, что возникает естественно и что является великим и прекрасным благодаря как бы естественному движению. Поэтому я живу с удовольствием, насколько это возможно.
Конечным пунктом своего маршрута я выбрал старую заброшенную цитадель. Я направился к ее древним, но еще высоким валам, поросшим буйной, ждущей второго покоса травой. Шум улиц остался далеко позади. Я забирался в глубь молчащих бастионов, которые со временем приобрели форму круглых горбов. Вся их воинственная гордость с них слетела, оставив идиллические, хотя и не лишенные некоторой тревоги холмы. Меня радовало то, что мои предположения оказались правильными. По дороге мне почти никто не встретился, и я мог без стеснения одной рукой придерживать брюки. В другой я нес бутерброды.
Несколько утомленный быстрой ходьбой, я присел на минуту в долине между двумя очень высокими параллельными валами, уходящими в далекую перспективу. Я уже долгое время шел вдоль этого оврага, по его дну, теперь же я видел над собою только полоску темнеющего неба. Всматриваясь в него, я заметил необыкновенно отчетливо выделяющийся на его фоне силуэт человека, чистящего винтовку, грудь которого украшал блестящий кружок медали. Там, наверху, было еще солнечно, в то время как в моем овраге уже лежала синяя тень.
Конечно же, это был старичок с конъюнктивитом, столь упорно преследовавший врага. И теперь он, очевидно, рыскал по окраинам города, без отдыха неся свою добровольную службу. Изумившись постоянству его страсти, я тем не менее испугался, что, хоть и побуждаемый благороднейшими стремлениями, увечный старец может ошибиться.
К счастью, он меня не заметил. Стараясь не издавать ни единого звука, я на цыпочках пошел вдоль вала. Вскоре он был уже позади. Я мог бы идти гораздо быстрее, но мне мешали спадающие брюки, которые я все время придерживал. О, если бы у меня были подтяжки! Смешные мелочи не оставляли меня и здесь. Но ведь в этой долине я был один, кого же мне стесняться?