Хочу, чтобы мы были вместе

Сивек Тара

– Даже думать не смей, иначе я расскажу всем твоим друзьям о том, как тебя чуть не стошнило на меня, когда ты перебрала пива.

– Не стошнило же. Вот это важно.

– Ага, но, судя по зеленому цвету твоего лица, еще бы секундочка и все.

«Если бы ты только знал, что меня тошнило вовсе не от пива. Тем вечером я так ждала, что ты наконец поцелуешь

меня».

– Ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить о моих подростковых глупостях?

Эверетт качает головой и встает с кресла. Он поднимает незакрепленную доску из деревянного настила, и мое сердце начинает биться так часто, что того и гляди выпрыгнет из груди.

– Что ты делаешь? – Надеюсь, он не считает, что пришло время открыть наши коробки и прочесть записки с желаниями? – Мы поклялись, что посмотрим их, когда состаримся и поседеем. Я еще не старая и не седая, если ты не заметил. Открывать коробки сейчас не лучшая идея, мне кажется…

Я лепечу, как какая-то идиотка, но ничего не могу с собой поделать. Если Эверетт откроет мою коробку, то я будут расстроена даже сильнее, чем тем вечером, когда меня чуть не стошнило на него.

– Не волнуйся, я помню наш уговор. Мы тогда были детьми, сидели кружком, держались за мизинцы и клялись никогда не смотреть записки друг друга. Мы решили открыть коробки только когда состаримся, чтобы узнать сбылось ли что-нибудь из загаданного, – говорит Эверетт, стоя спиной ко мне.

Я задерживаю дыхание, когда он сует руку под половицу. Он достает свою коробку, возвращается к креслу, садится и кладет коробку себе на колени.

– Тебе когда-нибудь хотелось прийти сюда и прочесть наши желания? – Он трясет коробку, и бумажные записки шуршат внутри.

– Нет. Клятва на мизинцах священна, ее нарушение карается смертью, – отвечаю я, молясь, чтобы Эверетт не начал читать свои записки, ожидая того же от меня.

– Глупо, но я скучал по этому, когда уехал. – Эверетт пожимает плечами и проводит ладонью по блестящей краске и наклейкам, которыми я в детстве украсила коробки. – Мои коллеги-врачи всегда пышно праздновали дни рождения, где бы мы ни находились, но без нашей ежегодной традиции для меня это не ощущалось праздником.

Эверетт смотрит на меня со смущенной улыбкой, и, черт побери, я снова готова зареветь. Я всегда считала, что парни просто потакают мне, на самом деле считая эту традицию глупой, и поэтому признание Эверетта так меня растрогало и одновременно огорчило. Сердце сжалось от боли – ведь он не загадал ни одного желания в день рождения, пока был вдали от дома.

– Вы с Эйденом, конечно же, приходили сюда каждый год, и, наверное, против правил взять и загадать четыре желания за один раз, чтобы наверстать упущенное,

но мне все равно. Я хочу соблюсти нашу традицию, – говорит Эверетт и тянется за кресло.

Я слышу шуршание пластика, тихий звон стекла, и, когда Эверетт поворачивается, в его руках шесть бутылок виноградной шипучки и пакет «Фритос». Я быстро встаю с кресла и иду в угол домика к небольшому столику с лампой на нем. Выдвигаю ящик спереди, достаю из него блокнот в виде остроконечной звезды, ручку и возвращаюсь к Эверетту. Опустившись перед ним на колени, я протягиваю ручку и блокнот ему. Эверетт берет их, наши пальцы соприкасаются, но я не спешу убрать руку.

– Мы не приходили, – тихо говорю я, пока мы оба держим блокнот и ручку. – Вернее, приходили, но не каждый год.

Эверетт внимательно смотрит на меня, большим пальцем скользя по моим костяшкам, пока я продолжаю говорить:

– Мы пришли сюда в первое лето, когда ты уехал, но загадывать желания без тебя казалось неправильным, поэтому мы больше не возвращались.

«Мне было невыносимо быть здесь без тебя, Эверетт, и притворяться, что все хорошо».

Палец Эверетта, ласкающий мои, так отвлекает, что я чуть не произношу эту мысль вслух. Поэтому я опускаю руку и отвожу взгляд. Оглядывая комнату, я вспоминаю вечер моего первого дня рождения после отъезда Эверетта. Мы с Эйденом считали, что будет легче легкого прийти сюда, как ни в чем не бывало. Но стоило нам сесть в кресла, как ни у кого из нас рука не поднялась достать наши коробки. Наверное, никогда в жизни я не была так благодарна Эйдену за то, что он умел читать меня, как открытую книгу. Он придумал оправдание, чтобы уйти из домика, прежде чем я разревусь как дурочка.

 «Гадство! Я забыл взять кексы и «Фритос». Мы не можем так загадывать желания – они не сбудутся. А если загадаем и положим их в коробку к остальным, они и их «заразят». Такого нельзя допустить. Давай-ка лучше прикроем эту лавочку, пойдем в бар и напьемся!»

Я улыбаюсь, вспоминая, что в тот вечер мы посетили не один, а четыре бара в Чарльстоне, и Эйден, верный своему слову, накачал меня алкоголем до отказа.

– Чему улыбаешься? – Эверетт вопросительно смотрит на меня.

– Ничему, просто думала об Эйдене. Ты, наверное, обрадуешься, если узнаешь, что тем вечером меня стошнило на него. Прямо на его колени.

Моя улыбка увядает, когда на лице Эверетта появляется болезненное выражение. Он быстро опускает взгляд на свои колени и начинает постукивать ручкой о блокнот.

– Прости, Кэмерон. Мне следовало подумать, как нелегко будет тебе прийти сюда. Мы можем уйти.