Хочу вернуть жену
Шрифт:
– Сейчас, – крикнул он в ответ и направился к двери в подъезд.
Последним штрихом в этом вечере стало то, что я быстро выставила в общий коридор коробку с ноутбуком, и когда на лестнице раздался звук шагов, вновь закрыла дверь и заперлась.
Проснулась я от запаха чего-то ванильного. И от шорохов на кухне, которые, как я смела надеяться, мог производить только один человек. Вержицкий.
Он вчера не без труда был уложен спать на диване, сама я расположилась в комнате Сашки, умостившись на ее кровати. Перед этим сбегала в душ, созвонилась со свекровью, чтобы убедиться, что с ребенком все хорошо, а после некоторое время стояла
– С добрым утром, – просиял извиняющейся улыбкой Егор, который, как выяснилось, когда я показалась на пороге кухни, жарил сырники.
– С добрым утром, – растянула я губы в ответной улыбке. – Вкусно пахнет.
– Мои фирменные. Садись, – кивнул Егор на стул. – Сгущенки у тебя не нашел, сметаны тоже.
– Сашка слопала, – покачала я головой и устроилась за столом.
Передо мной тут же материализовалась тарелка с едой, а следом, через минуту, чашка кофе.
– Мне очень неудобно перед тобой за то, что все вчера так вышло, – сказал Егор, устраиваясь напротив.
Себе еды не взял, видимо, решив отдать предпочтение бутылке минералки, из которой и отхлебнул.
– Не стоит… – начала я, но Вержицкий меня перебил:
– Стоит. Поешь и давай все подробно обсудим.
Я тяжело вздохнула и послушно принялась за завтрак. По правде говоря, предпочла бы вести беседы на важные темы не тогда, когда предыдущий день был похож на апокалипсис. Но как уж есть.
– Я прошу прощения и за свое поведение и за то, что позволил твоему мужу меня накачать. Ты знаешь, мне много не надо. А тут я решил, что раз он зовет отмечать, то хочет навести мосты. – Вержицкий усмехнулся, но ухмылка его была кривовато-горькой. – Впредь буду более осмотрительным.
Отложив вилку, я вытерла губы салфеткой и отпила глоток кофе. Посмотрела на Егора внимательно, не зная, стоит ли и дальше углубляться в обсуждение нашего невольно сложившегося треугольника, или достаточно того, что он сказал. Все же решилась:
– Я вернула Никите ноутбук. Думаю, так будет правильнее.
Егор вскинул бровь.
– Если ты сделала это из-за меня…
– Не из-за тебя. Я действительно считаю, что так будет вернее всего.
Вержицкий вдруг выдохнул с явным облегчением. Отодвинулся от стола прямо на стуле и, хлопнув себя по колену, дал мне понять, что хочет, чтобы я пересела. Я почти не колебалась, когда встала и устроилась там, куда меня приглашали. Егор обхватил меня руками, прижался крепко и застыл так на несколько мгновений. А вот я замерла. Несмотря на то, что планы на минувшую ночь у меня были весьма конкретного толка, сейчас я была не настроена на что-то большее, чем объятия. И если бы Вержицкий пожелал перейти в другую плоскость в наших отношениях прямо здесь и в данную минуту, ответила бы отказом. Но он не пожелал. Сначала отстранился, поймал мой взгляд и вдруг сказал непримиримым и даже жестким тоном:
– Я хочу, чтобы ты минимизировала свое общение с бывшим мужем до встреч, на которых он будет забирать и привозить обратно вашего ребенка. И больше никаких совместных походов и праздников. Это мое требование.
Я замерла, а от удивления у меня глаза на лоб
– Извини, но я сама решу, будут ли совместные праздники, на которых поприсутствую и я, и Никита, или нет. Например, день рождения Саши тоже скоро. Предлагаешь мне отвезти туда дочь и побыть в сторонке? Или запретить Константинову приезжать к дочери? Брать у него подарки на пороге и отправлять куда подальше?
Я поднялась с колен Вержицкого, он меня не задерживал. Отошла к окну и, сложив руки на груди, принялась смотреть на улицу. Сама же всем нутром чувствовала пристальный взгляд Егора.
– О, понял. Ты мне говоришь открыто, что мое мнение для тебя неважно. Окей.
Я посмотрела на Вержицкого. Он резко поднялся из-за стола и вскинул руки, как будто сдавался.
– Твое мнение для меня важно, – заверила я его. – Но есть вопросы, которые касаются только меня. Их решать я буду сама и уж тем более не желаю требований и условий.
– Знаешь, как это называется? – Егор оперся руками на стол и на лице его появилось злое выражение. – Это называется усидеть на двух стульях. Мягко говоря.
– Спасибо, что сдержался и не стал произносить то, что хотелось, – я фыркнула, скрывая этим ту горечь, что мгновенно появилась на душе.
Вержицкий глубоко вздохнул и, взяв минералку, направился на выход. На пороге кухни обернулся и прежде, чем уйти, сказал:
– Есь, если ты не хочешь, чтобы наши отношения завершились, так толком и не начавшись, пересмотри свое отношение к Никите. Он делает все, чтобы тебя вернуть. Если ты этого тоже хочешь – я умываю руки. Если же нет – тебе самой придется начать выстраивать свою жизнь так, чтобы всем – и особенно тебе – в ней было комфортно. Пока это далеко не так и все происходящее больше похоже на театр абсурда.
Проговорив это, Вержицкий вышел, а через минуту за ним захлопнулась входная дверь. Я горестно вздохнула и, растерев лицо ладонями, отправилась запирать замок.
В общем и целом, Егор был прав. Мне нужно было расставить точки в отношениях с Никитой. Но я напрочь не понимала, как это сделать, ибо на все мои слова он реагировал одинаково – делая вид, что сказанное мною ерунда, которая его никак не касается.
Когда раздался звонок в дверь, я уже заготовила речь, однако меня ждал сюрприз. На пороге стояли недовольные и хмурые донельзя Константинов и Сашка, причем я тут же почувствовала себя так, словно в этом все был лишь один виновный – я.
Ни слова мне не сказав, Никита попрощался с дочерью и, дождавшись, пока она зайдет в квартиру, развернулся и уехал. Прекрасно. Эту его тактику я знала досконально. Сделаться айсбергом в океане, тем самым показывая, кто из нас неправ. И конечно же, речь шла вовсе не о Никите.
– Как у тебя дела, Кнопа? – спросила я у Сашки, делая вид, что ничего особенного не произошло.
И что мы с ее отцом всегда при встрече изображаем из себя двух незнакомцев.
– Плохо дела, – всхлипнула дочь и лицо ее при этом было таким, что я поняла – Сашка сдерживается, чтобы не разреветься. – Папа очень расстроен, а чем – не говорит.