Хочу все знать 1970
Шрифт:
На железнодорожную станцию Токарева пришла ночью. Последний поезд уже готов был к отправке. Найдя вагон, где было только два пассажира, Шура села на пустую скамейку и прижалась в углу. Её мокрая одежда могла вызвать подозрения.
На другой день, получив от Токаревой фотоаппарат, Лещенко проявил негатив и, разглядывая его в свете красной лампочки, огорчённо произнёс:
— Ночь в Африке, сплошная тьма.
Снимка не получилось. Второй раз посылать Шуру не имело смысла. «Придётся отправиться самому,
Вечером с Приморского вокзала он поехал в Сестрорецк. Там емельяновский мальчик Коля в лодке переправил его на покос.
— Что случилось? — спросил Владимир Ильич.
— С первого захода — неудача, — ответил Лещенко. — Шура не сумела вас сфотографировать.
— Ах, обида, как она старалась! — посочувствовал Ильич. — Сильно огорчилась?
— Да я ей ещё не говорил. Расстроится, наверное.
— Жаль, жаль.
Владимир Ильич пригласил позднего гостя к костру, напоил чаем, попахивающим дымом, и уложил спать в шалаше.
Закоренелый городской житель долго не мог заснуть, а когда вздремнул, его разбудил резкий крик козодоя за шалашом. Не понимая, чей это крик, Дмитрий Ильич поднял голову и прислушался. Крик больше не повторялся.
Уже занималась заря. «Сниму и уеду на первом поезде», — решил Лещенко. Он осторожно тронул плечо Ленина и сказал:
— Вставайте, Владимир Ильич, уже посветлело.
— А?.. Что такое? — спросонья не мог понять Владимир Ильич.
— Пора вставать. Я хочу раньше уехать, чтобы сегодня же отпечатать снимки.
— Ага, понимаю, одну минутку…
Ленин поднялся и, захватив полотенце, зашагал к озеру.
Лещенко думал, что Владимир Ильич почистит зубы и ополоснёт лицо, а он вдруг разделся и с разбегу бросился в воду. Поплавав минут пять, Владимир Ильич вернулся бодрым, повеселевшим.
— А вы не боитесь простудиться? — спросил Лещенко. — Свежо ведь?
— Привык. Нашему брату необходимо закаляться. Советую и вам поплавать. Совсем по-другому будете себя чувствовать.
Натянув на себя сатиновую рубашку, куртку, парик, Владимир Ильич постарался обрести такой же вид, какой у него был, когда его фотографировала Шура.
У него даже похоже спадали волосы на лоб.
Сделав два снимка, Лещенко собрался в путь. Владимир Ильич пошёл провожать его. У тропы он остановился и спросил:
— Вы очень дорожите своим авторством?
— Не понимаю, — недоумённо смотрел на него Лещенко. — О чём речь?
— Ну, если у вас получились снимки, вы сможете сказать Шуре, что это её работа?
— Ах, вот вы о чём! — воскликнул Лещенко. — Ну конечно, с удовольствием, если вам так хочется.
И они заговорщицки пожали друг другу руки.
Отшагав пять вёрст пешком, Лещенко успел на утренний поезд.
В вагоне было немного пассажиров. Дмитрий Ильич благополучно доехал до Новой деревни, и только на перроне вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд человека, стоявшего у газетного киоска. «Шпик», — определил Лещенко.
Не оглядываясь, он поспешил нанять
— Быстрей гони, получишь двойную плату.
Шпик тоже нанял лихача. И поехал вдогонку не один: в пролётке был ещё какой-то тип в тёмных очках.
«Как быть?» — в тревоге раздумывал Лещенко. Он легко бы мог уничтожить негативы снимков, но не хотелось всё начинать заново.
Вскоре на повороте показался трамвай, выходивший на Каменноостровский проспект.
— Догони вагон, — попросил Лещенко. — Вот тебе рубль.
Извозчик задёргал вожжами, и конь помчался.
На мосту через речку Карповку они поравнялись с трамваем, замедлявшим ход. Лещенко, не раздумывая, прямо с пролётки прыгнул на подножку последнего вагона и стал наблюдать, что будут делать шпики. Те поднялись, что-то кричали своему извозчику, но догнать трамвай уже не могли.
На одной из остановок Лещенко пересел в другой трамвай. Потом, уже за Невой, перебрался в третий. Часа три он ездил по городу, и домой сразу не пошёл, а отнёс аппарат с кассетами к товарищу.
Лишь вечером Лещенко перенёс домой кассеты, проявил негативы и отпечатал снимки.
Утром пришла Шура Маленькая. Передавая ей две фотокарточки, Дмитрий Ильич сказал:
— А недурно получилось, можете стать фотографом.
— Ну, какой из меня фотограф! — смущённо ответила Шура. — Это благодаря вашим наставлениям.
Когда Шура привезла снимки в Разлив, Владимир Ильич внимательно их разглядел и воскликнул:
— Вот, оказывается, какой я Иванов! Похож и не похож. Большущее спасибо. Сегодня же наклею фото на удостоверение… Поставим печать и… покину этот шалаш. Вам больше уже не придётся приезжать сюда. Осточертело, наверно, ведь так?
— Что вы, Владимир Ильич, для вас всегда рада…
Токарева привыкла ездить к Ильичу. Ей вдруг стало грустно оттого, что приходится расставаться, что теперь у него будут другие связные.
Г. Мишкевич
В. И. УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) И ИВАН БАБУШКИН
Много лет назад социализм был лишь мечтой. Её вынашивали в глубоком подполье люди лачуг и дымных мастерских, люди, поставившие целью своей жизни ниспровержение самодержавной власти. Это была на первых порах совсем маленькая горсточка борцов. На рабочих окраинах Петербурга рождалась новая и могущественная сила — именно она в Октябре 1917-го потрясла до основания не только старую Россию, но и весь мир! Именно здесь, в столице Российской империи — на Шлиссельбургском тракте, Старо-Петергофском шоссе, Заставской улице, Большом Сампсониевском проспекте, Кожевенной и Косой линиях Васильевского острова — впервые скрестились пути научного социализма и пролетарского движения, сошлись жизненные пути Владимира Ильича Ульянова и его друзей, соратников и единомышленников — питерских рабочих. В подпольных кружках, на тайных рабочих сходках закладывались в ту пору основы Коммунистической партии и занималась заря грядущей пролетарской революции…