Ходынка
Шрифт:
Господин похрустел бумагой, развернул „Новости дня“, откашлялся и прочитал:
— „Молодое благовоспитанное, интеллигентное лицо убедительно просит предоставить ему место: корректора, конторщика, в библиотеку — вообще, соответствующих занятий“. И ваш адрес указан. Верно?
Пушкарский молча кивнул. Подавленная пивная отрыжка выступила слезами на глазах — слава богу, в нумере было довольно сумрачно.
— Ну что ж, давайте знакомиться: Дроздов. Нет, нет, однофамилец. Но эль и в самом деле превосходен, не правда ли?
Пушкарский почувствовал, что он краснеет — вчерашний хмель действительно был выбит
— Отставной юнкер Пушкарский — пробормотал он, садясь на кровать и поджимая ноги в рваных сапогах. Может, и хорошо, что он с вечера не разулся. — Право, отменный эль.
— Видите, к вам даже стыд вернулся, причём молниеносно. Не есть ли это в человеке первый признак человеческого? Впрочем, давайте обратимся к делу.
Пушкарский поёрзал на кровати и нечаянно лягнул каблуком стоявшее под ней судно. Крышка на судне начала позвякивать в такт волнам, заходившим по его содержимому. Пушкарского окатила новая волна жара.
— Э-э! Полно вам краснеть, вы же не барышня, в самом-то деле! — воскликнул Дроздов. — А чтобы не краснеть, не след было выдумывать свой образ. Интеллигентные лица, сударь мой, так не поступают, а продают только то, что они действительно в себе имеют. „Всё моё ношу с собой и продаю его“, благовоспитанное вы лицо.
— Какое же место вы хотите мне предложить? — проговорил Пушкарский, сгоняя с подушки неторопливую прошлогоднюю муху.
Дроздов сходил в угол и вернулся, держа в одной руке стул, а в другой саквояж. Саквояж он поставил на пол, а стул придвинул к тумбочке и сел на него. Затем Дроздов сбросил зеркальце на постель, всё ещё пахнувшую венерическими примочками Дуньки, поставил саквояж себе на колени и открыл его.
— Какое место… Вот какое, батенька… — приговаривал Дроздов, доставая из саквояжа и выставляя на тумбочку стеклянные стаканы одинаковой конической формы, но разной величины. — Вот какое… Кстати, как вы себя чувствуете? Голова больше не кружится?
— Отнюдь нет-с — как можно интеллигентнее произнес Пушкарский. Эль оказался воистину чудесным — за считанные минуты Пушкарский успел протрезветь настолько, что его даже начала одолевать привычная для трезвого состояния скука. Слушать Дроздова и учтиво таращиться на него становилось все труднее.
— Ну что ж, буду краток! — покивал головой Дроздов, умный как дьявол, это сквозило в каждом его движении, слове, взгляде. Напоследок он поставил саквояж на пол, достал из него ещё одну бутылку дроздовского эля и ловким движение откупорил её.
— Глядите сюда! — указательным пальцем свободной руки Дроздов постучал по меньшему из четырёх стаканов, ёмкость которых возрастала от чарки до впятеро большего полуштофа.
Дроздов наклонил бутылку над стаканом-чаркой и начал лить в него эль. Жидкость тут же стала мутиться, не давая, однако, пены. Дроздов наполнил чарку до краёв и начал переливать из нее эль в следующий по размеру стакан, по высоте превосходивший первый на палец. Второй стакан тоже оказался наполненным до краёв.
— А вы говорите, чудес не бывает — сверкнул зубами Дроздов, хотя Пушкарский и не думал ему перечить.
Дроздов поднял второй стакан и начал переливать эль в следующий. Третий стакан был больше первого уже вдвое. Но и его наполнил до краёв эль, перелитый из второго стакана.
Окаменевший Пушкарский молчал и пучил глаза. Ему опять становилось
— Вы хоть за нос себя ущипните — сказал Дроздов, переливая эль в четвертый стакан. Тот тоже оказался наполненным до краёв.
Дроздов поднял бутылку и покачал ею между Пушкарским и окном. Эль всё ещё заполнял бутылку по крайней мере на три четверти, хотя последний стакан — полуштоф, равный бутылке по объёму, — был полон.
Дроздов поставил бутылку на тумбочку, посмотрел Пушкарскому в глаза и вздохнул:
— Я так и не понял, интересно ли вам было?
— Но как же… Как у вас это вышло? — пробормотал Пушкарский.
— Немного геометрии, физики и химии, немного практической сноровки и ещё одна маленькая тайна — ответил Дроздов. — А поскольку дело идет о месте, которые вы просили, я должен посвятить вас в некоторые мелочи.
— Позвольте-с? — протянул Пушкарский руку к полному стакану.
— Допивайте — ответил Дроздов, придвигая к Пушкарскому и стакан, и початую бутылку. — Итак, с чем мы имеем дело? Первое. Толщина стекла во всех стаканах, как вы заметили, одинаковая. Между тем объём, как известно, есть произведение высоты, то есть линейной величины, и площади — величины квадратной. Если мы увеличили у второго стакана высоту, скажем, в 1,2 раза — мы получили выигрыш в объёме в 1,2 раза. А уменьшили радиус стакана в 1,2 раза, что по сравнению с высотой будет незаметно, — площадь уменьшается в 1,2 в квадрате раза, то есть в 1,44. Что же мы имеем в итоге? До увеличения был один объём, после изменения соотношения высоты и площади получили объём другой. То есть объём второго равен произведению высоты 1,2 и прежней площади, но уже разделенной на 1,44. Иными словами, визуально стакан увеличили, а объём его сократили примерно на 0,83, то есть на одну шестую часть. Так мы и дошли с меньшой ёмкости до последней — Царь-стакана. Есть еще некоторые хитрости с веществом, но да Бог с ними. Вечно эта химия подводит в самом важном месте. Вам всё понятно?
Глядя на Дроздова сквозь дно волшебной посудины, Пушкарский усердно, как медведь на поводу цыгана, покачал головой.
— Итак, что же вам придётся делать, молодой человек, хлопочущий о месте?
Пушкарский улыбнулся и смущённо пожал плечами.
— А вот что…
Дроздов нагнулся и вынул из саквояжа светло-голубую кружку с золотым ободком. Успокоившееся было сердце Пушкарского снова тревожно бухнуло: „коронационную кружку“ он уже видел, и не раз. Не осталось на Кузнецком мосту магазина, витрину которого не украсила бы эта посудина. И хотя в магазинах кружки не продавали, посетители слетались на неё как мухи на мёд.
Дроздов между тем вынул из кармана платок, протёр стаканы и один за другим вложил их в коронационную кружку.
— Вы, батенька, возьмёте кружку и стаканы и пойдёте с ними сначала в один кабак, затем в другой, и напоследок в третий. В кабаках вы будете пить пиво, вино, водку — всё, что пожелаете. То есть будете наливать сначала в эту кружку, потом переливать в стаканы, с первого до последнего, и выпивать именно из него, из самого крупного. Из одной кружки у вас получится пять больших стаканов. Ни на какие вопросы вы отвечать не станете, и это, полагаю, потребует от вас наивысших усилий. Мне вы никаких вопросов задавать не будете тоже. Вот за эти-то усилия вы и получите сто рублей ассигнациями.