Ходынка
Шрифт:
— Будет вам, papa! — скривился Кока. — Ведь обещали: ни слова об этом!
— Кока! — вспылил Деленцов. — Сколько можно, наконец! Шрамы украшают мужчину!
— Сами сказали, что Бога нет — не унимался Кока. — Значит, и помазанник Божий — фикция. Узурпатор!
— Кока, а вы, никак, в герольды записались — сказал Москвин. — Ну что ж, наслышан…
— Кто такие герольды? — спросила Ляцкая мужа.
— Бирючи, — ответил тот, — глашатаи. Ездили по Москве и афишки с манифестом раздавали. Коке и другим студентам за это
Москвин, смеясь, развязывал ситцевый узелок:
— С душком, однако, гостинцы! Не поверите, меня кондуктор из вагона вывести хотел! Пришлось стоять на площадке.
Наконец, Москвин отделил друг от друга оранжевые уши и произнес:
— Тонкие натуры и дам прошу отвернуться. Колбаса!
По веранде поплыл затхлый мясной дух, приправленный чесночными струями. Прыгавшая у ног Москвина болонка отрывисто гавкнула, поставила лапы на его колено и завертела хвостом.
— О боже! И это давали людям?
— Отнюдь, сударыня. Только будут давать. В субботу.
— Но что же это, помилуйте?
— Полфунта вегетарьянских кошмаров! — сказал Москвин, приподнимая над столом бумажный пакетик. — Изюм и орехи. Ну, с этим дела получше. А вот — постучал он по столу небольшим пряником — тот самый, печатный, наверное.
— Но где же вы это все купили? — спросил Бокильон.
— Помилуйте: даром взял. Это же гостинец, Николай Константинович!
— А-а-а! Тот самый! Причащение, так сказать, священной власти! Таинство единения помазанника Божьего с телом народным?
— Ну да. Биржевая артель Чижова этим делом озаботилась. Вам шутки, а ведь государственное дело — четыреста тысяч гостинцев! Восемьдесят человек собрали, чтобы все это разложить. Раздадут на Ходынке, в субботу. Кстати, у меня к вам поэтому тоже дело будет. Но об этом после. Теперь самое главное…
Москвин достал из узелка и протянул Деленцовой бело-голубую эмалированную кружку с царским вензелем:
— Вот сим предметом сейчас вся Москва и болеет.
— Неужели?
— Да-да!
Деленцова еще держала в руках кружку, но Надежда Николаевна уже тянула к ней руки, а следом за Надеждой Николаевной — и Выдрина. И даже у тихони Ляцкой зажглись глаза, и она стала освобождать свою талию из рук мужа.
— Называют ее вечной…
— Ну да, и в Париже их так же называют.
— … И взыскуют ее, как жизни вечной же.
Когда в кружку поухал даже Кока, и рассмотрел ее через очки самый терпеливый — Хазаров („Право, презанятная вещица!“), — она вернулась в руки Деленцовой.
— Так это всё? Только это и дадут народу?
— А мне нравится! — воскликнула Надежда Николаевна. — Право же, и я бы не отказалась от такой.
Сердце Вепрева ёкнуло.
— Нет,
Он похлопал руками по оранжевому платку, приподнял его над столом и стал вопросительно озираться:
— А где же…
Тут в дальнем углу веранды раздался гомерический смех:
— Вы только подумайте!
Дулин держал в руках тоненькую брошюру в красно-зеленой обложке и смеясь, тыкал в нее пальцем:
— „Театр номер второй. Конек-Горбунок. Волшебная сказка“.
— А, вот она! — обрадовался Москвин.
— Так вот чем народ будут потчевать! — продолжал Дулин, — „Хан Ордынский“. То есть, господа, вместо дурака-царя в котле с молоком дурак-хан сварится. Надеюсь, теперь вам все понятно? Дабы покрыть свои делишки, трусливая буржуазия вкупе с изобличенным царизмом не гнушаются даже выхолащиванием сказок. Но это гнусно, господа! Это гадко! Отнимать у дитяти его единственную игрушку — это низко!
Дулин швырнул брошюру на стол.
— Как интересно! — захлопала в ладоши Надежда Николаевна. — А что там еще будет?
— Погодите — отдувался Москвин, — сам еще не видел.
Он взял брошюру и стал читать вслух:
„Народный праздник по случаю Священного Коронования…
У ласкового князя Владимира
Пированьице, почестен пир,
На всех званых-браных, приходящих.
(Русские былины)“.
— Вопиющая пошлость, господа! Взывать к русским былинам и подсовывать хана. Я согласен с вами, господин Дулин. Ага, вот:
„Выдаваемое в буфетах угощение состоит из: 1) фунтовой сайки, 2) полуфунтовой колбасы, 3) мешка сластей и орехов весом 3/4 фунта, 4) вяземского пряника и 5) эмальированной кружки с вензелями Их Императорских Величеств. Все эти предметы завязаны в цветной платок с изображением Кремля и Государственных гербов…“
— А в народе знаете, что говорят? — не вытерпел Кока.
— Что?! — подскочил Дулин.
— Что каждый мужик там, на гулянье, лошадь получит, а каждая баба — корову! Что в кружки лотерейные билеты будут класть! Что деньги просто так раздавать станут!
— Что реки винные потекут — добавил Москвин. — Знаете, господа, я к Чижову часто ходил и разговоров этих наслушался. Мастеровые своими руками эти гостинцы раскладывают и сами же байки сочиняют. Так уж русский мужик устроен: что ему в голову взбредет, колом не вышибешь оттуда. Беда, что поздно распубликовали. Да и то сказать: много ли народа эту книжицу прочтет?
— Да-а — протянул Ландграф. — У наших соседей, знаете ли, как-то раз все мужики с семьями поднялись, да и в Сибирь сбежали — кто пешком, кто на телегах. Прошел меж ними слух, что за Сибирью страна есть с этими самыми реками винными, с деревьями хлебными, конфетными и денежными. Дети! Господи, да они ведь настоящие дети! Воистину сон разума рождает чудовищ.