Холли внутри шторма
Шрифт:
— Просто нарисуй для Одри что-то веселое, — велела Тэсса. — Если мы не увидим в ближайшее время солнце, я начну выть на луну.
— Что-нибудь веселое, — передразнил Холли оскорбленно. — Кто я, по-твоему? Автор комиксов для дошколят? Художник по вызову?
— И какой прок от твоего гения, — разочарованно спросила Тэсса, — если ты не можешь сделать жизнь своих близких хоть немного приятнее?
Лицо Холли стало по-детски изумленным.
— А? — переспросил он и мотнул головой, как разгневанный ослик. — Кто не может?
— Кто вернет Нью-Ньюлину солнце? — подсказала она ему в тон.
— Да господи, — Холли вскинул руки как пророк, взывающий к божеству. — Узри же, циничная ты моя женщина, что такое настоящее волшебство.
Он выждал несколько минут, позволяя Тэссе усладить ее взор своим величием, а потом понесся в дом за красками.
Хмыкнув, она проводила его взглядом и дождалась, пока Холли выскочит обратно. По крайней мере, траектория его движения позволяла надеяться, что он направляется к дому невыносимой Бренды.
Оставалось только молиться о том, чтобы своенравная старушенция не спустила его с лестницы.
Глава 14
Одри лежала на кровати, разглядывая потолок в своей спальне.
Если хотите знать, там не было ничего нового: все та же трещина, пересекающая белое пространство наискось. Толстый паук в углу, куда еще не добралась неумолимая метелка Бренды. Каляка-маляка, которую накарябал соседский мальчик Артур, чей фломастер порхал в воздухе, подчиняясь детскому желанию.
Крошка Жасмин изволила дрыхнуть — послеобеденный сон, святое дело.
Одри плавала в сонных мечтах: однажды Джеймс пожалеет о том, что ответил ей «нет». В тот самый день, когда она превратится из гадкого утенка в прекрасную бабочку. Или нет: когда она станет самой богатой женщиной в мире. Хотя при чем тут деньги, если речь идет о любви? Однажды она станет невероятно успешной, шикарной, потрясающей.
Кем-нибудь вроде Тэссы Тарлтон, которая легко крутит двумя кавалерами сразу.
И вот тогда…
Домечтать Одри не успела. Дверь в ее спальню с грохотом распахнулась, и на пороге появился Холли Лонгли с походным этюдником на плече.
— Ну знаешь ли, — недовольно сказал он с порога, — всякого я на своем веку повидал, но чтобы мной так бесцеремонно манипулировала такая малявка!
Одри ничуть не удивилась: Холли был чокнутым, это всем было известно. Подобно свободолюбивой кошке, он бродил, где ему вздумается, и изрисовывал чужие стены своими фантазиями.
— Что сделала Тэсса? — спросила она с любопытством.
Как любой автор фанфиков, Одри близко к сердцу принимала перипетии в жизни своих персонажей.
— Она решила, что я не смогу привести в чувство одну унылую мартышку, — пояснил Холли
— А что сразу я? — насупилась Одри.
— А что сразу Джеймс? Мальчишка! Все его достоинства умещаются в одно слово: воскрешение. Подумаешь, достижение. Попробовал бы он быть надеждой всего человечества… Ну, не шмыгай носом. Все дело в том, что у него нет конкурентов. Если бы перед тобой в ряд стояли десять красивых мальчиков сразу, ты бы забыла о Джеймсе через три минуты. Сложно, наверное, быть озабоченным подростком, если на всю деревню у тебя только один ровесник. Но я намерен исправить это положение дел.
— Как? — изумилась Одри.
— Я расскажу тебе о преимуществах целибата, — с важным видом провозгласил Холли и раздулся от гордости. — На собственном вдохновляющем примере.
Тук.
Тук.
Тук.
В монотонности движения молотком была некая завораживающая гармония.
Фрэнк чинил шкафчик с удовольствием человека, который делает свой дом лучше.
Свой мир лучше.
Пусть Холли был великим художником, а Тэсса — устрашающим победителем монстров, никто из них не смог бы починить старую мебель.
А вот Фрэнк — мог.
И он собирался комнату за комнатой восстановить весь дом.
Фрэнку не нравилось быть нахлебником, и он старался изо всех сил, чтобы приносить пользу не только Тэссе, но и всем другим жителям деревни.
После смерти Алана он слишком долго жил сам по себе, но правда в том, что Фрэнку нравилось принадлежать общине. Ну, и чтобы люди принимали его тоже.
В Нью-Ньюлине только Камила Фрост все время напоминала о его тюремном прошлом, да еще Фанни считала, что у Фрэнка слишком пугающая внешность.
Остальные вели себя вполне себе дружелюбно и даже не отводили взгляд.
Это Фрэнку приходилось то и дело уворачиваться от чужих секретов, которые так и норовили напрыгнуть на него.
Так, например, он знал, что Камила влюбилась в Эрла — да так горячо, будто бродячая кошка. Сама она была в ужасе от того, что проболталась, и готова была на что угодно, лишь бы заставить Фрэнка молчать.
Еще он знал, что у нее какие-то дела с тем загадочным обитателем морских глубин, который оберегал Нью-Ньюлин от посторонних и приманивал сюда тех, кому больше не находилось нигде места.
И о том, что Бренда очень боялась того, что ее воспитанница, крошка Жасмин, однажды превратится в упырицу.
Знал Фрэнк и о том, что Джеймс никак не мог простить Одри — безо всякого на то основания он винил ее в своей безвременной кончине.
А Мэри Лу всякий раз делала большой глоток рома, когда добавляла его в десерты.
Местные обитатели очень быстро поняли, что их маленькие и большие секреты с Фрэнком в безопасности — он был тем еще молчуном, — и перестали его избегать.