hollis d pereval v seredine puti

Unknown

постоянное, он не готов увидеть в ней последоваО

тельность умираний и возрождений, он неспособен

совершить полноценное странствие, предпочитая

как можно дольше оставаться в известных и комО

фортных для него условиях. И тогда пластическая

операция стирает следы жизненных баталий, а в

обществе начинает править бал подростковая кульО

тура.

Греческий миф о Тифоне рассказывает о челоО

веке, который обладает бессмертием,

но при этом

физически продолжает стареть. Глядя, как сохнет и

разрушается его тело, он умоляет богов сделать его

смертным. Наконец, боги внемлют его мольбе. Это

история о Джереми Бентаме и обо всех нас. Время

неумолимо, и всем нам уготовано превратиться в

прах.

В среднем возрасте совершенно естественно

страдать изОза истощения жизненной энергии и потеО

ри всего, что мы так старались сберечь. Но в глубине

этого страдания содержится скрытое приглашение.

Нам предлагается сместить свои интересы и способО

ности на совершение следующего этапа странствия, перейти от целей, связанных с внешними достижеО

ниями и приобретениями, к задачам внутреннего

развития. С точки зрения человека, находящегося

на стадии первой взрослости, вторая половина жизО

ни кажется страшным и тягостным спектаклем. Мы

теряем друзей, товарищей, детей, социальный статус

и, наконец,— свою жизнь. Но если дела обстоят так, 192

Глава 6

как утверждают все мировые религии — что веления

богов основаны на законах природы,— нам следует

проникнуться великой мудростью происходящего

процесса. Вместо того чтобы следовать юношескоО

му мировоззрению, для которого понятие «безопасО

ность» определяется только с точки зрения незреО

лого Эго, гораздо важнее обрести такую жизненную

силу, которая позволила бы поддерживать нас на

протяжении взлетов и падений на протяжении всего

жизненного пути.

Я имел честь присутствовать при смерти некоО

торых людей, чей процесс умирания протекал боО

лее осознанно, чем у многих других. Одна из них, Анжела, сидела в той же комнате, где сейчас сижу

я, и говорила: «Я надеялась, что со мной этого не

случится, но оказалось, что это — самое лучшее, что

было у меня в жизни». Она признала, что пожираюО

щий ее рак в конечном счете заставил ее жить. Она

жила спокойной, достойной жизнью, выполняла все

свои обязательства, но при этом никогда не знала

саму себя. В процессе анализа она активизировала

недоступные

ранее части ее личности; она училась

музыке, каратэ и рисованию. Я испытывал благоО

говейный трепет от ее мужества и возрастающей

человечности, а также от ее житейской мудрости.

К моменту своей смерти она добилась чегоОто больО

шего, чем изначально было у нее: необыкновенного

смирения и осознания величия своего душевного

странствия. Человек, который когдаОто пришел ко

мне за помощью, с тех пор неоднократно помогал и

мне самому.

Страдания, переживаемые на Перевале в середиО

не пути, могут превратиться в такого рода достижеО

ния. По иронии судьбы, то, что приобретается, в перО

спективе будет утрачено, ибо отказ Эго от прежних

установок открывает человеку видение более масшО

табной реальности. Если бы мы были бессмертны, ничто не имело бы никакого смысла, ничто не имело

Одиночное плавание в открытом море

193

бы своей цены. Но мы не бессмертны, а потому имеО

ет значение каждый сделанный нами выбор. Именно

совершая выбор, мы становимся людьми и находим

смысл своей жизни. Парадокс заключается в том, что самодостаточность и достоинство, ужас и надежО

да, присущие человеческому бытию, определяются

именно его конечностью. Как раз об этом говорил

Уоллес Стивенс, отметив, что «Смерть — это мать

красоты»*. Красоту порождает ужас, что подтвержО

дает исконное человеческое желание: больше ужаса, больше красоты.

Мы понимаем, что выжили, пройдя через ПеО

ревал в середине пути, если больше не цепляемся за

наше прошлое, если больше не ищем удачи, подарка

судьбы или вечной молодости. Смысл жизни, пониО

маемой как постепенное сокращение возможностей и

суровая реальность безвозвратных потерь, постепенО

но трансформируется за счет ослабления прежних

привязанностей Эго и начала погружения к глубиО

нам таинства.

Как всегда, этот парадокс, отмеченный еще

две тысячи лет назад Иисусом, уловил поэт, котоО

рый сказал, что для того, чтобы прожить достойную

жизнь, мы должны научиться ее терять. В своей деО

вятой «Дуинской элегии» Рильке пишет о цикле

смерти:

Вечно была ты права, и твое святое наитье —

надежная смерть.

Видишь, я жив. Отчего? Не убывают ни детство,

ни грядущее. В сердце моем возникает

сверхсчетное бытие**.