Холм демонов
Шрифт:
— Что?!!! — позабыв о боли в коленке, вскочил Мисаил. — Провести здесь всю ночь и весь день?! Здесь, в сем царстве мертвых, где каждый камень вопиет о бренности этого, как его…
— О бренности всего сущего, — подсказал Антип и пояснил: — Это из гишпанской трагедии «Богатеи тоже стенают», часть последняя.
— Ну вот. А мы с вами не такие уж богатеи, нам стенать не положено, — с деланной бодростью заявил Василий. — И вообще, надо беречь свет. — Детектив загасил светильник, и их окутала гулкая тьма, в которой вековая затхлость гробового подземелья
Майор Селезень аккуратно, можно даже сказать — любовно укладывал дерн вокруг свежевырытого окопчика. Васятка сидел рядом и задумчиво смотрел на большую луну, заливающую своим белесым светом холмы и луга, мост и дорогу.
— Дядя Саша, — внезапно спросил он, — а кем вы были в своей стране?
— Сначала я был военным, — не отрываясь от дела, отвечал майор, — а потом пытался стать политиком. — При этом Селезень криво усмехнулся. — А почему «был»? — в свою очередь спросил он.
Васятка замялся:
— Если честно, дядь Саша, то мне кажется, что вам не очень-то и хочется возвращаться в свою страну.
— М-да, — покачал головой майор.
А Васятка уже более уверенно продолжал:
— Я думаю, то, чем вы занимались там, люди не ценили по достоинству. И вы чувствовали себя ненужным. А здесь, у нас, вы делаете то, что другие не умеют или не хотят делать. В общем, здесь вы нужны. И вы можете сделать для людей много полезного. А ведь каждому честному человеку хочется ощущать, что ты нужен. Что не зря на свете живешь. Не зря хлеб ешь.
— Ну, ты у нас еще и философ, — рассмеялся майор и потрепал мальчишку по загривку.
— А что, я не прав? — вскинулся Васятка.
— Да нет, прав. — вздохнул Селезень. — В нашем мире, то есть, я хотел сказать, в нашей стране, ни честность, ни смелость не ценятся. У нас у кого денег больше, тот и герой, тому и почет. Увы.
Майор сел на край окопчика и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.
— А тут… Эх, как я понимаю Рыжего. Тут можно делать дело и не оглядываться на всяких там болтунов и демагогов. Политики хреновы! — И майор с досадой сплюнул в росистую траву. — Тут, у вас, тоже такие есть. Но здесь хоть им можно хвост-то поприжать.
— Так может, вы у нас и останетесь? — с надеждой спросил Васятка. — А, дядь Сань?
— Не знаю, — усмехнулся Селезень, — Да и загадывать наперед не хочу.
Майор легко, по-кошачьи выпрыгнул из окопчика.
— Пойдем-ка лучше, друг Васятка, соснем часок, — обнял он парнишку за плечи. — Завтра будет горячий денек. Вот коли, Бог даст, жив останусь, тогда и на будущее загадывать буду.
— Тьфу, тьфу, — испуганно сплюнул через левое плечо Васятка.
Когда у скоморохов уже тихо «поехала крыша», да и сам Дубов начал испытывать подступающее отчаяние, детектив услышал какое-то неясное бормотание. «Что это, звуковые галлюцинации? — тревожно подумал Василий. — Тогда дело дрянь…»
— Мисаил, это ты? — строго спросил он.
— Что?! —
— Тогда ты, Антип?
— А я думал, что это ты, Пахомыч…
Тем временем бормотание становилось как будто отчетливее, и Василий, напрягши слух, разобрал некоторые слова:
— Свовочи все, свовочи… И куда эти придурки, Анисим с Вячесвавом подевавись?.. Самому, что ли, этого гвупца Савватея кончать?.. Чевт бы их всех побвал…
Злобное бормотание становилось все отчетливее, и вдруг в конце тоннеля на миг блеснул свет. Мисаил истерически вскрикнул.
— Тише! — зашипел Василий.
— Так это же покойник встал из гроба! — с отчаянием прошептал Мисаил. — Все, нам конец…
— А по-моему, это только начало, — обреченно вздохнул Антип.
— Кричите, кричите, — продолжал между тем свое ворчание «покойник». — Я вас не боюсь, потому как вы мевтвецы, а я ешшо живой… И так скоро помивать не собиваюсь…
— Вперед! — вполголоса скомандовал Дубов. — Он-то нас и выведет, куда надо. И умоляю вас, старайтесь не шуметь.
Держась за руки, гуськом все трое дошли до конца коридора, откуда продолжал доноситься голос. Там коридор упирался в другой проход, и шагах в тридцати слева от себя путники увидели какую-то темную фигуру, держащую в руке фонарь. Светильник раскачивался, и по неровным стенам металась тень незнакомца.
— Вперед, за ним, — шепотом велел детектив, и вся троица, стараясь не создавать лишнего шума, двинулась вслед за темной фигурой.
— Он заведет нас в самую преисподнюю, — не удержался от замечания Мисаил. И вполголоса добавил: — Как одинок среди немых гробов Сей еле слышный голос человека…
— Мисаил, помолчи, пожалуйста, — с еле сдерживаемой яростью попросил Дубов. Он внимательно прислушивался к ворчанию человека со светильником:
— И эта Мивиктьиса — дура стоевосовая… Все кругом — или дураки, или воры, как с такими дело иметь…
Василий слушал и диву давался — неужели это злобное бормотание принадлежало тому самому Седому, или дяде Митяю, которого он поначалу принял за ново-мангазейского бургомистра и который так очаровал его в доме Миликтрисы Никодимовны? Но сомнений не оставалось — то был именно он.
Вдруг стены узкого тоннеля раздвинулись, и фонарь Седого осветил своды знакомой залы с мраморным гробом посередине — оказывается, Василий сбился с пути в непосредственной близости от конечной цели подземного путешествия.
И не успел дядя Митяй сдвинуть факел, чтобы проникнуть в тайник, как в зале раздался грозный голос: «Руки вверх!», а следом ярко вспыхнул второй фонарь, резко высветив на фоне замшелой стены три темных силуэта. Дядя Митяй попятился было к одному из четырех выходов из залы, однако Дубов, подскочив, схватил его за шиворот и вернул на середину.
— Сопротивление бесполезно, дядя Митяй, — крикнул детектив, и его слова громовым эхом отозвались под высокими сводами. И, понизив голос, добавил: — Или прикажете называть вас полным именем — Димитрий Мелхиседекович Загрязев?